Гарри Поттер и Тайный грех

— Всем спасибо, — привычно произнес Люпин и благосклонно кивнул Гарри.

Юноша подавил в себе желание кинуться на шею профессору и расцеловать в обе щеки. Радость от удачно проведенной операции несколько омрачалась тем, что ничего серьезного ему не доверили, кроме как менять салфетки на операционном поле, убирать тампонами кровь со стола и удалять обрезки нитей. Увы, никаких крючков санитару Поттеру в руки не дали, только пару раз попросили подержать пинцетом нитку. Оказалось, невероятно тяжело неподвижно стоять пять часов у стола, прижав локти к туловищу и не опуская руки ниже пояса, чтобы не расстерилизоваться. В глубине души Гарри подозревал, что Северус устроил ему проверку на выносливость: кроме как стоять и наблюдать воочию за филигранной работой кардиохирургов, слушая нудные рассказы Люпина о рыбалке, делать особо было нечего. Северус таки смилостивился и отдал в им помощь своего ассистента доктора Патила и медсестру Флер.

Гарри так засмотрелся на творящиеся в оперполе чудеса, что забыл про всякую обиду: уникальную операцию Фонтена ему доводилось рассматривать только в виде схем на страницах учебника. Возможно, рисовавший схему был хорошим врачом, но безобразным художником. Только сейчас Гарри, наконец, разглядел, как вшивается протез в нижнюю полую вену и в легочную артерию, создавая условия для легочного кровообращения.

Несмотря на совет Блейза прятать эмоции куда подальше, Гарри весь извелся от жалости и волнения: там, под стерильными простынями, спал трехлетний Энди. Попытки персонала развлечь малыша, пока он лежал в палате, оказались тщетными: ребенок был слишком тих и вял для своих лет, и в больших задумчивых глазах застыла уже знакомая Гарри печать отрешенности: за свою короткую жизнь Энди перенес уже две кардиохирургических операции.

Гарри давно зарекся размышлять на тему «Добр ли Бог?». Оправдывать Творца, который позволяет детям рождаться с сердцем, имеющим один желудочек, у санитара Поттера просто не было желания.

«Надо быть полным дерьмом, чтобы создать человека таким несовершенным и слабым», — вспомнил Гарри слова Северуса.

Люпин и Патил, как могли, поправили божье упущение: единственной возможностью продлить жизнь Энди была гемодинамическая коррекция.

— Профессор Поттер, вы что, в ступор впали? — донесся до него голос Люпина. — Развоплощайтесь, дорогой. Кроме вас, полы мыть некому.

Гарри очнулся от задумчивости и улыбнулся.

«Когда-нибудь вы назовете меня так без иронии», — с надеждой подумал он.

______________________________________________________________________________________________________http://img547.imageshack.us/img547/2551/15789840.jpg

Фанарт jozy. Мечты о будущем

_____________________________________________________________________________________________________

* * *

— Ребе Северус, откуда у вас столько энергии, а?

Гарри лежал в гостиной, блаженно растянувшись на диване и уже не стремясь прикрыть собственную наготу. Впрочем, по сравнению с «ребе» он был воплощением целомудрия: тот уселся за рояль, совершенно голый, с таким невозмутимым видом, будто облачен не в костюм Адама, а по меньшей мере в концертный фрак.

— Энергия на нуле, но я же обещал сыграть Счастливую Импровизацию, — сказал Северус. Его руки мягко коснулись клавиш и извлекли из глубин рояля тихий и нежный аккорд. — Закрой глаза, Кит. Представь себе, что ты на море, — предложил он.

— Я хочу на тебя смотреть, — признался Гарри, разглядывая обнаженного исполнителя. Бледнотелый друг с эбеновыми волосами, сидящий за черным роялем, казался ему воплощением волшебства. — Ты... красивый, — прошептал он.

— Осторожно, мистер Поттер, я могу обнадежиться вашими похвалами, — ухмыльнулся Северус. — И все-таки, закройте глаза, мой дорогой.

Гарри бросил на друга последний жадный взгляд и покорно прикрыл веки.

В следующую минуту он забыл, где находится, всецело захваченный музыкой моря. То, что это было настоящее море, Гарри почувствовал с первых аккордов. То затихая, то усиливаясь, будто шум накатывающих волн, мелодия увлекала, рисуя перед глазами лазурную водяную гладь. Слушая ритмичную перекличку то мягких, то рокочущих звуков, Гарри вдруг представил себя и Северуса парящими над морем альбатросами. Две белых птицы в звенящей небесной синеве наслаждались солнцем и свободой, счастливо подставляя крылья свежим воздушным потокам.

Музыка искрилась мажорными брызгами волн, играла лучами солнца, скользила нежными аккордами, рисуя в воображении далекий безмятежный горизонт. Гарри слушал, закинув руки за голову и блаженно улыбаясь.

«Так может играть тот, кто очень любит жизнь», — отчего-то подумал он и приоткрыл глаза. Дорогой друг, мало чем напоминающий альбатроса, казался сейчас вдохновенно красивым: он играл, запрокинув голову и закрыв глаза, настолько отрешенно и с такой душевной концентрацией, что Гарри только смотрел и слушал, завороженный, околдованный музыкой. Он вдруг подумал, что разгадка способности его друга «делать все хорошо» проста: Северус отдавал себя всему, что делал, до полного самозабвения.