— Да-а-а! — огласил дом хриплый восторженный крик вступающего в Эдем.
Сметенный бурей переживаний, он несся по лестнице вниз, взрываясь, растворяясь в бесконечности с каждым толчком изливающегося семени, — долго и сладко, как никогда прежде.
На мгновение Гарри показалось — он теряет сознание.
Как во сне, сквозь пелену блаженного оцепенения, он смотрел, как Северус пристроил его ногу на свое плечо, покрыл поцелуями от колена до лодыжки, и теперь ласкал себя рукой, тяжело дыша и глядя на Гарри расширившимися безумными глазами.
Гарри завороженно смотрел, как быстро скользит его ладонь по блестящему от смазки налитому стволу. Увы, долго наслаждаться зрелищем не довелось: массажист был на грани. Теплые густые струйки брызнули Гарри на живот, Северус отпустил его ногу и тяжело рухнул сверху, горячий, покрытый потом, с колотящимся сердцем.
— Гарри... родной мой, — выдохнул он.
Пьяный от восторга, Гарри обнял бесценного друга руками и ногами и застыл в тихом трансе чистого блаженства.
Перед ним проплыло воспоминание: Северус стоит рядом с ним на служении в «Электре».
«Из вас не выйдет харизмат, мистер Снейп. Я решил. Буду с вами в аду», — вспомнил он свои слова.
Северус наклоняется к нему, скользнув шелком волос по щеке:
«В раю, мистер Поттер. Гарантирую».
Невидимый хор пел торжествующую «Осанну».
Гарри умиротворенно вздохнул. Рай был здесь, на Земле.
— Большой Кит... Самый. Любимый. На свете, — пробормотал он, проваливаясь в сладкое забытье.
* * *
52. Устрицы, трюфели
Виктор Крам, подозрительно краснолицый и сердитый, вылетел из кабинета профессора Люпина, едва не сбив Гарри с ног. Юноша проводил медбрата удивленным взглядом и сунул голову в приоткрытую дверь.
— Можно? — осторожно спросил он.
Похоже, доктор Люпин был обуреваем приступом волчьей ярости. Впрочем, ярость была заметна лишь тем, кто хорошо знал профессора, и выражалась в быстрой нервной ходьбе по кабинету и поминутном дерганье себя за усы.
— Да, Гарри. Проходи, садись, — бросил он.
Гарри уселся на стул рядом со столом профессора, краем глаза поглядывая на мечущегося по кабинету хирурга.
Наконец, тот несколько успокоился, вернулся в свое кресло за столом и, сложив руки в замок, вперил в Гарри тревожный взгляд светло-серых глаз.
— Отказываешься от гранта, значит? — спросил он. — Уверен? Хорошо подумал?
— Да, сэр. А откуда вы знаете, что...
— Северус сказал, — доктор Люпин открыл ящик стола и вынул уже знакомую Гарри бумагу. Он положил ее перед собой и зачем-то припечатал ладонью. — Итак... Подписываем отказ? — хирург окинул юношу странным задумчивым взглядом.
— Да. Отказ, — Гарри протянул было руку к документу, но на нем властно лежала профессорская рука.
— Гарри, — мягко начал Люпин. — Вы вообще понимаете, в какое положение себя ставите? Северус хорошо рассуждает о свободе, когда дело касается его самого. Но при этом он без зазрения совести ставит вас в зависимость от себя. Вас это не смущает, Гарри?
Юноша молчал, потупившись.
— Не смущает, — ответил, наконец, он.
— Лично для меня это сродни проституции, — с неожиданным холодом сказал профессор. — Я бы на вашем месте выбрал Фултон, безо всяких колебаний. О какой самостоятельности, о какой независимости может идти речь, если Снейп широким жестом кладет на ваш счет двести тысяч фунтов?
Гарри испуганно воззрился на хирурга.
— Сколько? — переспросил он.
— Что, трудно посчитать? — буркнул Люпин. — Обучение в Лондонском Имперском Колледже стоит около тридцати пяти тысяч фунтов в год. Плюс предварительные курсы, если я правильно понял Со... Северуса. Извините, Гарри, но я действительно считаю это разновидностью проституции. Обучение в Фултоне даст вам независимость, а это немалого стоит.
На щеках Гарри проступили красные пятна. Глаза сердито блеснули.
— Вы знаете, сэр, я не собираюсь оправдываться, — после паузы сказал он. — Или рассказывать, какие у нас отношения с Северусом. Просто скажу, что я ему доверяю. А то, что я принял это предложение... Я принял его не для себя. Для детей, которым хочу помочь. И верю, что у меня это получится. Потому что я очень этого хочу. Селл-сейверу не стыдно, что он стоит девяносто восемь тысяч. Мне тоже не стыдно, сэр. Живой сейвер стоит этих денег. Я верю, что оправдаю каждый затраченный фунт. Сколько бы лет мне не потребовалось для обучения, и сколько бы сил не пришлось приложить. Вы не имеете права меня судить, если не видите полную картину, — Гарри слегка покраснел: это были не его слова. — А я ее вижу, сэр. Раньше я не думал, что можно увидеть свое будущее. Но теперь... У меня есть цель, и ваши разговоры о гордости, принципах и независимости... Это просто красивые слова, сэр. Я вам их напомню, когда закончу университет и вернусь ассистировать в Лондон Бридж.
Лицо Ремуса Люпина удивленно вытянулось. Если бы не пренеприятнейший разговор, Гарри бы рассмеялся.