Читаем Гавана. Столица парадоксов полностью

Но когда пришел «особый период» и кубинцам сообщили: чтобы прокормить себя и выжить, они должны позаботиться о себе сами — открыть паладар, завести магазин, продавать что-то на улице, возить на такси иностранцев, — все переменилось. Едва люди начали думать об этом, как их антивещистская позиция и ощущение работы на благо общества начали сходить на нет.

Бейсболисты, которых вполне устраивала жизнь на маленькую зарплату, становились все недовольнее. Они всегда играли за команду родного города, их соседи и родственники приходили поболеть на их матчи. При выездных играх фанаты набивались в пикапы или автобусы и отправлялись за ними. Но теперь все больше игроков приходили к мысли, что деньги важнее, чем привычный комфорт, даже если это значит, что придется играть за чужаков в незнакомой стране. Когда кубинец бежит в Соединенные Штаты и играет за крупные лиги, он впервые в жизни (не считая, возможно, нескольких международных матчей) выступает на стадионе, где никого не знает.

К концу 1990-х годов даже футболисты потянулись в Штаты, чтобы играть профессионально, хотя это значило, что на международных соревнованиях они не смогут больше выступать ни за сборную Кубы, ни за американскую команду — играть можно только за одну национальную сборную в карьере. Но тем не менее они могли больше заработать игрой в Соединенных Штатах, а зарабатывание денег теперь считалось законной и уважаемой целью.

Также и врачи, некогда скромные герои своих кварталов, начали забывать, как они получили бесплатное образование, и стали требовать то, что им казалось теперь своим правом, правом докторов, — право быть богатым.

* * *

Может ли кто-то бредить больше, чем эмигранты-антикастровцы? Их особенно бесит, что революция Фиделя не провалилась, подарив Кубе один из самых длинных в ее истории периодов стабильности. Это стало полной неожиданностью. Те, кто не поддерживал Фиделя, уехали в Майами, думая, что через несколько лет вернутся. Но он умер в своей постели в возрасте девяноста лет, преемственность его власти и продолжение революции надежно обеспечены. Однажды я спросил у бывшего президента Доминиканской Республики Хуана Боша, который дружил с Кастро и, несмотря на победу на демократических выборах, сумел в свое время удержать власть всего на семь месяцев, что его больше всего восхищает в Фиделе Кастро. Его ответ: «То, как он выживает».

Кастро регулярно обзывал своих противников в изгнании то крысами, то червями. Последнее слово — gusanos на испанском — еще одно свидетельство, что Кастро хотелось быть вторым Марти, только прожившим подольше. Марти тоже употреблял слово gusanos в отношении своих врагов — кубинцев, выступавших на стороне Испании.

Слово гусано

в значении «эмигрант» прижилось в Гаване, где у многих есть родственники-гусано, и его часто используют беззлобно. Бывают еще гусаньеро, слово, образованное от gusano (червяк) и compañero
(товарищ). Гусаньеро — это кубинец, живущий за границей, но поддерживающий революцию.

Произведения некоторых писателей-эмигрантов, например Рейнальдо Аренаса и Эберто Падильи, почти невозможно читать из-за их маниакальной ненависти к Кастро. Аренас даже обвинил Фиделя в том, что тот заразил Флориду СПИДом. Кабрера Инфанте, сын основателя Коммунистической партии Кубы, уехавший в 1965 году и ставший убежденным противником Кастро, хотя бы сохранил кубинское чувство юмора и придумал слово «кастрит».

Даже Роберто Гонсалес Эчеварриа в своей книге «Гордость Гаваны» (The Pride of Havana) — прекрасной во всех остальных отношениях истории кубинского бейсбола — чувствует себя обязанным потратить массу усилий, чтобы доказать, что Кастро не был питчером[87] профессионального уровня, как утверждали многие его сторонники. Естественно, не был. Так ли важно это доказывать? Нет никаких данных, что Кастро играл питчера в Кубинской лиге, как часто заявляют его поклонники. Гонсалес Эчеварриа не поленился изучить данные о спортсменах Гаванского университета за те годы, когда Кастро учился на юридическом факультете, и обнаружил, что в ноябре 1946 года юридический факультет играл против предпринимательского, а Ф. Кастро в этой игре был питчером у юристов, которые проиграли со счетом 5:4. Конечно, заключает автор, на Кубе много Кастро, и, возможно, это не тот самый Ф. Кастро. Помимо этого, единственное свидетельство, что Кастро умеет играть на позиции питчера, — пара показательных матчей, которые революционеры сыграли вскоре после прихода к власти за команду под названием Barbudos, «Бородачи». Сохранилось множество фотографий с тех игр. Сердитый эмигрант ликующе демонстрирует один из таких снимков в своей книге про бейсбол и указывает, что команданте так стоит в уинд-апе, что виден захват мяча, тем самым по-дилетантски подсказывая бэттеру[88], какую подачу он собирается сделать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное