– Допустим, мы начали…
– Декабрь. Адвент, – сказал Юан, когда последняя перепончатая лапка упала на кучку. – Время Пришествия. Теперь они придут за нами.
Но Дон не начинал вести календарь до тех пор, пока у Юана не случилось видение – много недель после их прибытия на Стак.
– Я так думаю, год уже сменился. Иногда ночами рука не даёт мне уснуть. На этой неделе светает раньше, чем на той. Год уже сменился.
Новость была встречена недоверчиво. Старшие мальчишки (хорошо представлявшие течение времени) увидели в этом знак, что зима уже наполовину миновала и, возможно, они ещё доживут до новой весны и возвращения птиц. Младшие увидели лишь приближающиеся морозные объятья января и февраля, от которых кровь в их венах обратится в лёд.
– Да будут наши друзья благословлены семикратно, – пробормотал Фаррисс. – Значит, уже 1728?
Так ли это было? Когда самому Времени пришёл конец, может ли один год сменить другой и будет ли у него номер? До сих пор ли абак Господа отсчитывает годы? Или и сам Господь потерял им счёт – годам, дням, душам, ожидающим, что их заберут в Рай, когда настанет Конец всего сущего?
Собрался Парламент, но не для того, чтобы что-то решить. На деле Фаррисс и Дон пытались сохранить хотя бы видимость нормальности, придать дням какой-то распорядок и цель. Вот только птицы улетели со Стака. Наступило Мёртвое время. И хотя говорить такого мальчишкам было нельзя, время у птицеловов заканчивалось. Очень скоро они начнут умирать от голода.
– Что мы должны делать, – оживлённо сказал Юан, – так это искать знамения.
Они и впрямь забросили это дело. Дома на Хирте было заведено, что они занимались поиском знамений каждый день. Когда птицеловы ещё ожидали, что в любой момент прилетят ангелы, они внимательно искали знаков в небесах, намёков среди звёзд, парящих птиц-душ или выбрасывающихся из моря чудищ. Когда они перестали искать?
Кеннет сказал, как всегда грубо:
– Я за дверь выгляну и сразу увижу парочку, ага? Нечего хвосты на улице морозить.
Лаклан согласился с ним, но на стороне Юана было больше голосов. Донал Дон (человек, любящий практические решения) одобрительно кивнул.
– Только пообещайте, что по дороге заглянете в каждый клейт; возможно, мы всё-таки пропустили парочку. – И добавил едва слышно: – Птицами-то брюхо набить попроще, чем знамениями.
– Мы можем спуститься к воде, и тогда сине-зелёный люд расскажет, что нас ждёт! – предложил Найлл.
– Ага, а пока вы там будете, набейте карманы крабами и морскими блюдцами, – согласился Дон, оживившись при мысли о рыбной похлёбке.
Но Фаррисс запретил:
– К воде на таком ветру никому не ходить. Волны поднимутся громадные.
– Ненавижу крабов, – сказал Лаклан.
–
Хоть плечу Куилла мысль о восхождении к Верхней Хижине пришлась не очень по нраву, остальное его тело сочло, что это самый верный путь отыскать знамение.
– Наверняка в какой-нибудь щели найдётся страница-другая из Кейновой Библии.
Мурдо сказал:
– Знамения – уже не знамения, если знаешь где их искать.
Но Куилл с ним не согласился: было куда как здраво искать их там, где они скорее всего будут. Мурдо это не убедило.
Когда у первого обрыва птицеловы разделились и каждый пошёл своей дорогой, Мурдо увидел облако в форме наковальни – «ну вылитая наковальня, друг!» – и решил, что должен отчитаться об этом знамении мистеру Дону. Куилл предположил, что Мурдо просто хочет поскорее вернуться и укрыться от ветра. Они поспорили.
Силы на разговоры и шутки у них двоих постепенно закончились. На рационе из маслянистого варева и ледяных бессонных ночей добросердечность уходила всё глубже и глубже внутрь их тел и уже не могла заставить глаза глядеть внимательнее, рот – улыбаться, а горло – говорить.
– Делай как знаешь, – бросил Мурдо. – Я возвращаюсь.
Дейви, однако, проворно подобрал то, от чего Мурдо отказался.
– Я пойду с тобой, Куиллиам! – сказал он. – А куда мы?
Куилл потёр плечо, поглощённый мыслями – беспокоясь, что может вообще не суметь взобраться. Но видя рвение на лице Дейви, он не смог заставить себя остудить его пыл.
– Можем спуститься и порыбачить! – предложил Дейви. – Железный Перст у меня с собой, в целости, смотри, может, он подманит рыбу, а внутри неё окажется знамение, как в той истории.
Куилл попытался понять, в какой истории: слишком много их было. Нынче всё, о чём он мог думать перед сном, была твёрдость камня под его больным плечом да голод в животе.
– Может, завтра, Дейви, – сказал он. – Мистер Фаррисс сказал, волны слишком большие.