Зимовал я в одном поселке. Красивый такой поселочек. Скалы кругом, тайга, речка в море бежит. Быстрая речушка. Раньше в нее даже чавыча заходила, но наш комбинат живо ее отвадил.
И прошел вдруг слушок, что в устье нашей речки корюшка стоит. Даже не слушок, а тоненький шепоточек. Но я расслышал. Беру отгул и – в устье. Мне еще в Дудинке довелось познакомиться с этой рыбкой – жадная, но вкусная. И общий язык я с ней быстро нашел. Там рыбнадзор норму установил – шестьдесят хвостов на нос. Без нормы я не оставался.
А тут просидел целый день и – четыре штучки.
Спрашиваю у ребят с работы: в чем секрет? Смеются. Дудинка, мол, на Енисее стоит, другими словами, в центре России, а здесь пограничная зона, Японское море, потому и корюшка пугливая. Близость Японии и наживку определяет. Там же натуральных продуктов почти нет. Сплошная химия. Вот и бросается корюшка на цветной поролон.
Пока расспрашивал, пришлось объяснять – где ловил.
В субботу покатили всей бригадой. Вышли к реке, а там черным-черно от народа. Лед еле проглядывается. Шепоточек-то ползучим оказался.
Вот говорят, в спорте главное – массовость. В любом другом виде – согласен, только не в рыболовном. Терпеть не люблю, когда через плечо заглядывают и с подсказками лезут.
Отошел я в сторонку и метрах в пяти от кромки льда решил попытать счастья. Страшновато, конечно. Море-то еще не замерзло. Вода свинцового оттенка шевелится под самым боком, урчит, как хищник, вроде как слюной исходит. Зато один. Желающих присоседиться нет. Точнее, не было, пока я с лункой ковырялся. Но стоило расклевать место, стоило выдернуть три штуки кряду, и любопытные объявились.
А любопытство, как грипп, – болезнь привычная, да и неопасная. Если бы не осложнения. Порой самые непредвиденные.
Сначала один приплелся, за ним – второй, а четвертый уже и с пешней наступает. Не успели справа лунку продолбить, а уже и слева бурят. К воде, однако, не забираются. Все по фронту норовят. В шеренгу вытягиваются. А мне что делать? Не с ледобуром же бросаться на них. Неприлично вроде бы жадничать. Не я эту корюшку растил.
Сижу терплю.
Да тут еще авария приключилась. У бедного Макарки – или ложка не ко рту, или хлебать нечего. Не знаю, наважина или камбалешка подкралась. Хватанула, и прощай моя снасть. Лесочка-то, я говорил, ноль целых ноль десятых. Пришлось новую химичить. Да скоро сказка сказывается. Леска тоненькая, крючочки маленькие, а пальцы что грабли – на льду все-таки дело происходит.
И пока я с ней маялся, не то чтобы не заметил, но как-то не придал значения энтузиазму рыболовов-спортсменов. Я, значит, на пальчики дую, кожу крючками рву, а они знай бурят. Да так густо, что пара валенок между лунками едва помещается.
Ну и добурились.
Только я поролон приладил, оглянулся на лунку, а лунки моей нет. Трещина вместо нее. И растет. На глазах ширится. Вскочил я, а лед уже ожил, задышал. Толпа всполошилась. Прыгают. Льдину раскачивают. Да тут еще ветер, в наказание, как с цепи сорвался. Крики. Хохот. Паника, одним словом. Разве что кучка корюшки возле ног лежит и не волнуется: одни в струнку вытянулись, другие скрюченными застыли… И такие грустные думы наводят.
Короче, прыгнул я, да не рассчитал и во всех ватных доспехах бултыхнулся в ледяную купель. А когда ноги дна коснулись, музыка вдруг послышалась. Я сразу про Садко вспомнил. Ну, думаю, открою глаза и увижу танцующих девушек, блондинок с волосами до пят, и уж как закружат они меня, опутают своими шелковыми локонами, увлекут за длиннющий стол, заваленный горами жирной корюшки, и заявят, что не отпустят, пока всю не съем. Жутко стало.
Открыл глаза, а вода аккурат по нижнюю губу. И рядом со мной два таких же моржа барахтаются, пучат глаза и зубами дробь выбивают. Утонуть нам не дали. Ребята с работы затолкали меня в машину и, не сбавляя скорости, полетели к бане, по субботам в поселке мужская была.
Все обошлось. Но корюшки мне с тех пор и на дух не надо.
И в оперу тоже не хожу.
Ладушки
Озеро называлось Духово. Может быть, в каких-нибудь документах оно и под другим именем числится – не знаю, я карту Приморья смотрел – там его вообще нет. Но мало ли чего у нас нет на бумаге, а на самом деле преспокойненько существует. Иногда и не преспокойненько. Может, на секретных картах оно и отмечено, только я их не видел. Да и не в картах дело.