Где поселится кузнец

Хантсвилл укрепляют, но только для того, по-моему, чтобы давать работу неграм и платить их хозяевам. Здесь все того мнения, что нам в этом районе не удержаться. Мятежники, вероятно, хотят заполучить в свои руки негров Теннесси и Кентукки. Не знаю, удастся ли им это сделать. Когда я ездил в Нашвилл, то встретил случайно г-на и г-жу Темпл и был представлен. Она сейчас в Хантсвилле.

Генерал Бюэлл приказал капитану Гатри вернуться в его роту и ждать там замены. Еще ни в одном полку, как в нашем 19-м, стольких людей не назначали в другие места. Кому только он не поставлял квартирмейстеров, комиссаров

[20], клерков. Брали из него и офицеров в другие полки. Причина, я думаю, в том, что поскольку наш полк был сформирован одним из первых, в него записалось, не дожидаясь назначения, больше интеллигентных людей, чем в другие полки.

Теперь всем офицерам и рядовым приказано вернуться в полк, и состав его увеличился по сравнению с тем, что одно время было. Правда, надо сделать исключение для некоторых рот, где люди, не придумав другого способа выразить свое неудовольствие существующими порядками, дезертируют и уезжают в Чикаго.

Передавай всем дома от меня привет, твой любящий сын

Дж. С. Джонстон.

Глава двадцать девятая

Чикаго. Редакция «Чикаго дейли трибюн»

Дж. Медиллу. Для Джона Б. Турчина.

«…Люди, бесстрашные в виду неприятеля, не имеют мужества возвысить голос гражданина. Лучше бы Ормсби Митчел не появлялся у нас в Хантсвилле, у меня остался бы образ решительного генерала и ловца военной удачи; теперь я знаю, что он еще и расчетливый департаментский искатель. Услышав, что я не буду допущена в трибунал, я сказала, что уеду, и назвала Чикаго. Не осуждай меня за скрытый отъезд: ты дал мне убеждение равенства, позволь же мне действовать с прямотой республиканца. Я знаю, в ярости ты бормочешь ужасные донские ругательства, но вспомни и то, как тяжело мне.

В мыслях я уже подъезжала к Мичигану, стучала молотком в дверь чикагского дома губернатора Йейтса, но в руки ко мне попал твердый клочок бумаги, три года пролежавший в нашем сундучке. Визитная карточка адвоката Иллинойс Сентрал Авраама Линкольна! В Маттуне он шутя предложил свои адвокатские услуги, если нас снова заподозрят в изготовлении фальшивых банкнот. Чикаго забыт, я еду в Вашингтон, к президенту; ты добывал республике чистое золото побед, Бюэлл объявил его фальшивой монетой, пусть адвокат, сделавшийся президентом, защитит нас.

И вот я в Вашингтоне, одна, в пансионе неподалеку от Арсенала. Окрестности Вашингтона и сама столица — военный лагерь. Повсюду ротные костры, полыхание факелов, — поезд пришел в темноте, — трубы, играющие вечернюю зорю, изрытая земля, насыпи, черные силуэты батарей, заметное даже и в сумраке движение и неподвижные громады фургонов. При свете дня теряешься среди армейского Вавилона; солдаты, конные отряды, обозы, открытые склады, в лихорадочном, как на речных пристанях, действии, блестящие офицеры и нарядные, возбужденные пороховым воздухом дамы. Из города видна армия на берегах Потомака, белые спины палаток — их тысячи! — дымы костров, уходящие за горизонт; кажется, пахари покинули землю, забросили плуги и мирных волов и всё уступили войскам. Закрой глаза, сделай шаг в любом направлении и протяни руку: ты непременно тронешь патронташ или саблю, ременную бляху, погон, ротного мула, наборную уздечку или мундирные пуговицы.