Где-то во Франции

Лилли, необъяснимо зачарованная, смотрела, как Бриджет и Анни занимаются колдовством – они подкрасили губы Констанс, убрали блеск с ее носа, намазали ее ресницы смесью сажи и вазелина.

– Теперь твоя очередь, Лил. Подойди сюда, – поманила Анни. – Если тебе не понравится, сотрешь, я не обижусь. Как считаешь?

Справедливо. Лилли села на краешек кровати Бриджет, велела себе сидеть совершенно спокойно, пока ей подкрашивали губы, маленькой кисточкой наносили на ресницы состряпанное ее подругой средство, дымка из удушающей пудры оседала на ее лицо. Как только туман перед глазами рассеялся, она выхватила из протянутой руки Анни зеркало.

Как такая кроха краски могла произвести такой эффект? Ее глаза теперь стали больше, губы – полнее, ее кожа, казалось, излучала свечение и свежесть.

– Ну? – сказала Бриджет. – Ты просто конфетка. А теперь – кыш отсюда, мне нужно привести себя в порядок.

Они выстроились в ряд – все в отглаженных и отчищенных формах, в отполированных ботинках, с напудренными лицами, и Лилли подумала, что теперь этим женщинам не хватает только одного маленького штришка. И тогда она залезла в свою тумбочку, достала маленький пузырек духов и прошлась пробкой по запястьям каждой из них. Воздух мгновенно наполнился ароматом ландышей, так контрастировавшим с преобладающим здесь запахом жженых волос, дезинфектанта и керосина.

– Если бы нам только разрешили еще и гражданскую одежду носить. – Этель вздохнула. – Я в этой форме похожа на мешок с картошкой.

– Ты прекрасно выглядишь в форме, – возразила Лилли. – К тому же мужчины превосходят нас в численности в шесть раз. Ты могла бы и в самом деле вырядиться в мешок из-под картошки – это ничего бы не изменило.

– Она права, – поддержала ее Анни. – Так что кончаем ныть и идем.

– 27 –

Робби не мог поверить, что находится в приемной палатке. Обычно это место было таким мрачным, заполненным носилками, а пол здесь всегда был усыпан выброшенными бинтами и пропитанными кровью опилками. Все это исчезло, пусть всего лишь на один вечер. Сюда принесли скамьи из столовой и аккуратно расставили их по периметру палатки, хотя на них никто пока не сидел. Небольшая группа музыкантов, стоявших на импровизированной сцене в дальнем конце палатки, наигрывала «Радость солдата», а несколько солдат в килтах исполняли энергичный танец.

Появление женщин совпало с окончанием танца, и за несколько секунд их окружила толпа потенциальных танцевальных партнеров – каждый мужчина жаждал заручиться обещанием женщины следующую кадриль танцевать с ним.

Лилли вполне предсказуемо выглядела очаровательно. Как и остальные, она была в форме ЖВК, которая ничуть не льстила ни ее, ни чьей-либо еще фигуре. Но ее прекрасные карие глаза сверкали, лицо разрумянилось от предвкушения, а волосы, обычно стянутые в тугой пучок и спрятанные под водительской шапочкой, очаровательно курчавились на висках и затылке.

Прежде чем Робби успел сделать шаг в направлении Лилли, ее ухватил за руку Эндрю Гаррисон, один из врачей. Хотя Робби считал его другом, но в этот момент готов был удушить его на месте. Эндрю всю жизнь провел на юге Англии, и это было видно с первого взгляда, потому что он понятия не имел, как нужно танцевать. Но Лилли, казалось, это не волновало, она весело управляла им, раскованно смеялась, когда он пытался вести ее не в том направлении.

В конце танца Гаррисона оттер в сторону один из санитаров – уроженец Глазго по имени Муррей. Музыканты объявили новую мелодию, скрипач попросил танцоров выстроиться в два ряда для танца под названием «Развей иву».

Робби понял, что если он не приступит к решительным действиям, то ему и на ярд не удастся к ней подойти. Он увидел старшую медсестру, стоявшую у входа в палатку – она годилась для этой роли, – подошел к ней, взял за руку, не сказав даже «если позволите», и вышел с ней на площадку. Он попросит у нее извинения потом.

Робби и старшая медсестра были почти в начале ряда, так что вскоре наступил их черед кружиться перед разными партнерами, пока лица перед ними не превратятся в расплывчатые пятна.

Он не ожидал, что прикосновение руки Лилли станет для него таким потрясением. Ведь он мог к этому подготовиться за миг до того, как оказался перед ней, сжал ее руку: он тогда поднял глаза и увидел, как она смеется, как хлопает в ладоши под музыку, отбивает такт ногой в ожидании своей очереди.

А потом она оказалась перед ним, их руки соединились, и он вовлек ее в танец. Прежде чем он успел справиться с переполнившим его чувством, волшебство закончилось, и он был вынужден вернуться к старшей медсестре, продолжить движение по прямой и обуздать свои чувства.

Музыка резко смолкла, аккордеонист немного запыхался от стараний. Пока он приходил в себя, скрипач сообщил, что музыканты после следующего танца немного отдохнут.

– Мы надеемся, что наш следующий выбор понравится женщинам, – сообщил он. – Эта песня, может быть, кому-то и не знакома, но она в ритме вальса, так что даже наши английские друзья без труда смогут присоединиться.