Где-то во Франции

Они дошли до гаража. Она провела его внутрь, попросила постоять у двери, а сама осторожно и медленно прошла к дальней стене, распахнула первые ставни, какие нащупала, потом соседние. Лунный свет хлынул внутрь, выхватив из темноты помещение гаража.

– Присядем здесь, – предложила она, показывая на скамью, где они в дождливые дни пили чай. К сожалению, здесь не очень удобно…

– Вполне подходяще, – оборвал он ее, его красивое лицо теперь было очень серьезным. – Так на чем мы остановились? На вечере бала?

– Мы закончили танцевать и сидели в одной из гостиных.

– Верно. И о чем мы говорили?

– О том, что вы будете делать, когда начнется война. И что буду делать я.

– И все? – Его голос прозвучал заинтригованно.

– Разговор у нас получился короткий – его прервала мама.

– Я очень подробно помню появление вашей мамаши. Но я не знаю, что бы я вам ответил.

– О… – Ничего другого ей не пришло в голову.

– Но могу вам сказать, что я должен был бы ответить.

– Правда? – ее голос чуть не сорвался на писк.

– Я должен был бы ответить, что вы прекрасны и что о вас уже невозможно думать как о маленькой девочке.

После этого они оба умолкли. Собирается ли он сказать что-нибудь еще? Ждет ли ответа от нее?

– Позвольте? – сказал он и взял ее правую руку в свою, его пальцы легко обхватили ее запястье. А потом он, к ее потрясению, расстегнул манжету ее мундира, поднял рукав выше локтя и начал массировать ее руку уверенными и ровными прикосновениями.

– Робби, я…

– Я знаю. Я заметил, вы потираете запястье и руку. Когда думаете, что вас никто не видит. Это от вождения. И от того, что вы таскаете тяжелые ведра с водой.

– Это не то… чего я ждала, – сказала она.

– Хм. Извините. Вы хотите, чтобы я прекратил?

Она покачала головой, думая, видит ли он в полумраке ее лицо.

– Просто я…

Она только об этом и мечтала столько недель, месяцев, лет. Почему же теперь она должна отступать?

– Я не помню, когда ко мне кто-то прикасался в последний раз, – призналась она. – Не считая рукопожатий. Или поцелуев в щечку от Эдварда.

Он не ответил – он уже расстегивал пуговицу на второй манжете, а потом начал массировать левое запястье и предплечье. Прошла минута, а то и две, прежде чем они снова заговорили.

– А поцелуи от страждущих юных поклонников дома?

– Ни одного. Свой единственный светский сезон я провалила.

Он поднял взгляд – в полумраке она не видела, куда он смотрит. Но в этот момент луч лунного света прорвался через гряду облаков в небе и упал на его лицо. Его глаза светились с яркостью бриллиантов, их голубизна была единственным светом в ее вселенной.

– Почему вы считаете свой единственный светский сезон провальным? Если только вы не желали закончить его, выйдя замуж за совершенно неизвестного вам человека?

– Я это знаю, – ответила она. – И я рада, что все случилось так, как случилось. Это…

– Да, я слушаю.

– Это так неловко. Мне двадцать четыре года, а меня никогда не целовали.

– Вы ничего не забыли?

– Вы имеете в виду…

– Посреди вокзала Виктория. На глазах у всех этих солдат.

– Но это случилось по ошибке. Вы хотели поцеловать меня в щеку. А я повернулась. Только и всего.

– Откуда вы знаете?

– Что? Я говорю… что?

Он теперь был серьезен, и ей не нужно было видеть его лицо, чтобы понять это.

– Откуда вы знаете, что я не собирался вас поцеловать?

– Но вы никогда…

– Лилли, посмотрите на меня, – потребовал он. – Я хотел поцеловать вас тогда. И хочу теперь. – Теперь его голос зазвучал неуверенно. – А вы этого хотите?

Она кивнула, не в силах более сказать ни слова.

– Я имею в виду настоящий поцелуй, – сказал он. – Не братский чмок в щечку.

Она снова кивнула, не зная, вернется ли к ней когда-нибудь дар речи.

– Закройте глаза, Лилли, – прошептал он, наклоняясь к ней. – Вы должны закрыть глаза.

– И это все?

– Нет. Вы должны ответить на мой поцелуй.

Его губы прикоснулись к ее губам, сначала легонько, потом настойчивее, ее губы раскрылись под нажимом, и Лилли ощутила прилив уверенности в том, что вот это и есть настоящий поцелуй. Она всегда недоумевала, почему поэтов, драматургов и художников так занимают поцелуи. Она даже как-то спросила Шарлотту об этом, но ее подруга, похоже, не знала ответа.

Теперь она поняла, хотя и с опозданием, что должна ответить на его поцелуй, и потому крепко прижала свои губы к его губам, приоткрыла их еще чуточку шире, про себя молясь о том, чтобы не отпугнуть его своей неумелостью. Он в ответ лишь еще сильнее прижался к ее губам с настойчивостью, которая возбуждала и тревожила одновременно.

Его руки теперь были на ее талии, и, прежде чем она успела возразить, он, не прерывая поцелуя, посадил ее к себе на колени. Ее волосы падали ей на плечи, локон за локоном, и секунду спустя она поняла, что его руки разглаживают ее волосы, срывают заколки, которые удерживали их на месте.

Ей овладело внезапное желание прикоснуться к нему, пока есть такая возможность, и, не давая себе шанса передумать, она обхватила руками его лицо. А он, прервав поцелуй, уткнулся лицом в ее ладонь.

– Что это за запах?

– Ландыши.