Где-то во Франции

– Я должен был догадаться, – пробормотал он, и она ладонью почувствовала, как растянулись в улыбке его губы.

– Вам нравится?

– Да. Пахнет весной. Надеждой.

Она думала, он поцелует ее еще раз, но вместо этого Робби, прежде чем она поняла, что он делает, расстегнул верхнюю пуговицу ее кителя.

Лилли сказала себе, что она не должна ему этого позволять, потому что такие вольности могли означать только одно, только к одному могли привести. Но ей почему-то не удавалось заставить себя остановить его.

Расстегнулась еще одна пуговица ее кителя, потом еще одна. Робби привлек ее к себе, наклонил голову и усыпал ее шею поцелуями, которые привели ее в трепет. Расстегнулась четвертая пуговица, потом пятая и шестая, ее пробрала дрожь, от того что пламя ночного воздуха обожгло ее обнаженную кожу.

Он раздвинул лацканы ее кителя, его рука пробралась под жесткую габардиновую ткань, нащупала округлость ее груди. Только тоненькая материя ее комбинации отделяла теперь ее кожу от его прикосновения, и радость и восторг этого знания придали ей смелости.

Она провела рукой по его коротко подстриженным волосам, жалея, что здесь темно и она не видит их цвета, удивляясь тому, какие они мягкие под ее пальцами.

– Робби, я…

Его рука накрыла ее рот, а секунду спустя она услышала его шепот.

– Тише, Лилли. Снаружи кто-то есть.

И тут до них донеслось шуршание, шарканье. Кто‐то приближался к боковой двери. А потом кто‐то запел.

– «Солдат никогда не ворчит, Солдат никогда не скандалит (ик). Он в мире самый довольный (ик) и самый покладистый парень…»

– Кажется, это рядовой Джиллспай, – прошептала она. – Если он войдет…

– Не паникуйте. Может быть, он просто срезает путь до своей палатки.

Время замерло – они ждали, когда рядовой Джиллспай двинется дальше. Он медлил у боковой двери гаража, блокируя их наилучший путь к бегству, но, спев еще два куплета «Прекрасной войны», сопровождая их громкой отрыжкой, он продолжил свой путь, обозначая его все более слабыми звуками икания.

– Лилли? Вы в порядке?

Остро ощущая, что ее китель расстегнут, а волосы растрепаны, Лилли заставила себя посмотреть в глаза Робби. Что он сейчас думает о ней?

Но он только улыбался ей той самой, хорошо знакомой ей ласковой и мудрой улыбкой, а потом нежно обнял ее.

– Простите, – прошептал он. – Я позволил себе поддаться желаниям. Надеюсь, я не слишком вас расстроил.

На нее внезапно нахлынуло ощущение неловкости. Она чуть поежилась, пытаясь унять покалывание в ботинках, и встревожилась, когда Робби издал тихий стон.

– Бога ради, Лилли, пожалуйста, посидите спокойно.

Она подчинилась. Она едва отваживалась дышать, секунды тянулись, как минуты. Наконец он поднял глаза, легко, без тени смущения или сожаления встретил ее взгляд. Она почувствовала, как плотно сидит на ней китель и с удивлением увидела, что он уже застегнул на ней все пуговицы.

Его руки снова легли ей на талию, но только для того, чтобы он мог пересадить ее назад на скамейку на почтительное расстояние.

Он глубоко дышал, держа голову руками, и Лилли вдруг охватила тревога.

– Что-то случилось, Робби? Я сделала что-то не так? Вы должны мне сказать…

– Вы все сделали так. – Он сжал ее руку, подчеркивая искренность слов. – Я в порядке. Немного неловко, но все в порядке. Дайте мне несколько секунд. – Потом он встал и пробормотал что-то себе под нос.

– Что вы сказали?

– Я сказал – слава богу, что я не надел килт, – ответил он.

– Что вы имеете в виду? – спросила она, искренне встревоженная его странным поведением.

– Если не знаете, то у меня нет желания объяснять. По крайней мере, сегодня.

– Я что-то сделала?

– Да. И я вкладываю в это «да» положительный смысл.

Он крепко обнял ее, поцеловал долгим поцелуем в макушку.

– И что мы теперь будем делать? – спросила Лилли.

– Мне нужно заглянуть к моим пациентам, а вам, я думаю, нужно возвращаться прямо в вашу палатку.

Она кивнула, пряча лицо в колючей шерстяной материи кителя.

– Давайте вы первая, – предложил он. – Идите прямо в свою палатку. Не бегите. Идите нормальным шагом. Если встретите кого, скажите, что волосы у вас растрепались во время танца и вы хотите их поправить. Я выйду через минуту после вас.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание, а потом она оказалась на мостках, ведущих к ее палатке, и даже не поняла, как это случилось.

Все остальные, казалось, были еще на танцах, потому что она так никого и не встретила на пути к палатке. Никто из ее подруг пока не вернулся, так что у нее было время переодеться в халат и расчесать волосы без необходимости отвечать на трудные вопросы. Не успела она сесть на кушетку, как вернулись ее подруги.

– Ты где была, Лилли? – спросила Констанс, с лица которой после танца еще не сошел румянец. – Нам тебя так не хватало! Пришлось умолять старшую медсестру составить нам компанию!

– У меня голова разболелась. Я бы вас предупредила, но вы все танцевали.

– Да ничего страшного и не случилось. Хочешь влажную тряпочку на лоб?

Лилли кивнула, чувствуя себя виноватой за то, что ей приходится обманывать подругу, но чувствуя облегчение от того, что Констанс, кажется, поверила ей.