Гегемония, или Борьба за выживание: Стремление США к мировому господству

Общепризнанный исследователь истории Кубинского кризиса Реймонд Гартхоф отмечает, что «США встретили с единодушным одобрением решения президента Кеннеди по урегулированию кризисной ситуации». Справедливое замечание, однако другой вопрос, насколько можно гарантировать такое одобрение.

Ситуация противостояния двух держав в конечном счете сводится к двум главным вопросам: (а) мог ли Кеннеди гарантировать, что США не нападут на Кубу? (б) смог бы он выступить с публичным заявлением о выводе американских ракетных комплексов «Юпитер» с ядерными боеголовками, расположенных на приграничных с СССР территориях Турции? С уверенностью можно сказать, что нет. Кеннеди мог согласиться только на секретное соглашение о выводе ракетных комплексов, которые и так планировалось использовать на атомных подводных лодках типа «Поларис». Он отказался официально подтвердить решение не осуществлять операции по вторжению на Кубу. Напротив, он продолжил «проводить активные меры по подрыву и ликвидации режима Ф. Кастро, что включало осуществление тайных операций против кубинского правительства», — отмечает Гартхоф.

22 октября, в период самого сильного обострения кризиса, американское руководство предпринимает крайне провокационный шаг: ракетные комплексы «в торжественной обстановке» передаются под турецкое командование. Гартхоф прокомментировал это так: данное событие, «безусловно, отмечают в Москве, но

не в Вашингтоне»^{141}. Вероятно, советское руководство восприняло этот шаг как еще одно из проявлений американской «логичной нелогичности».

История всегда находится в руках наиболее сильных и влиятельных людей. Во время Карибского кризиса, в самый напряженный момент ситуации, представитель США в ООН Адлай Стивенсон выступил на заседании Организации с обнародованием фактов, замалчиваемых советским руководством, и, в частности, он представил фотоснимки районов размещения советских ракет, сделанных самолетами-разведчиками США. В ознаменование победы над коварным врагом, который стремился погубить США, в обиход было введено понятие «момент Стивенсона».

В качестве интеллектуальной разминки предлагаю вам представить, как бы отнесся к «моменту Стивенсона» гипотетический внеземной наблюдатель. Назовем его Марсианином и предположим, что он свободен от любого рода земных доктринерских систем и идеологических воззрений. Марсианин бы отметил, что в истории нет ничего подобного, как «момент Хрущева». Не было ситуации, когда Генеральный секретарь Никита Хрущев или его посол в ООН с такой же долей претенциозности, как их американские оппоненты, выставили бы на показ фотографии ракетных установок «Юпитер», размещенных на территории Турции в 1961–1962 годах, или в «торжественной обстановке» осуществили бы провокационную акцию передачи ракет под командование турецких военных в момент, когда накал международных страстей вокруг кризиса достиг своей пиковой точки. Размышляя над этими различиями в действиях обеих сторон международного конфликта, наш Марсианин учел бы тот факт, что ракетные комплексы «Юпитер» были далеко не единственным элементом опасности для СССР, а также ему необходимо было бы знать, что на протяжении предыдущего полувека СССР неоднократно подвергался внешним агрессиям — дважды со стороны мощной военной машины Германии, западная и более богатая часть которой к моменту кризиса находилась под влиянием сил, враждебных советской системе. Однажды, в 1918 году, со стороны Великобритании, США и их союзников. Наш инопланетный наблюдатель также отметил бы, что в этот период Турция не испытывала никакой угрозы со стороны СССР, советское руководство не предпринимало никаких силовых мер или экономических санкций, направленных против Турции, а равно не совершало и малой доли тех преступлений, которые в это время творило правительство Кеннеди в отношении Кубы.

Несмотря на это, понятие «момент Стивенсона» прочно закрепилось в истории событий тех лет. Марсианин не мог бы не заметить и того, как различие в подходах обеих сторон конфликта отражало текущую расстановку международных сил. За всем этим стоял принцип, ставший некой универсальной максимой интеллектуальной культуры: Мы — это всегда представители «добрых сил» (кого бы не имели в виду под этим «мы»), а они — непременно являются «злой силой», если «они» стоят у «нас» на пути. Таким образом, асимметричность подходов вполне укладывается в привычные рамки существующей доктрины.