Гэкачеписты

Хуже складывались дела у разведчиков в отношении другой великой державы континента — Китая. В отличие от Индии, деятельность немногочисленной советской колонии в Пекине плотно контролировалась китайскими спецслужбами. Свободно по стране разъезжать советские граждане не могли, да и общаться с китайцами в неформальной обстановке также. В известном смысле они находились примерно в том же положении, что и западные дипломаты в Москве при Сталине. Так что Поднебесная в известном смысле была для КГБ Terra incognita.

Возможно, в этом кроется одна из причин, что в перестройку советские руководители не думали интересоваться китайским опытом реформ.

А ведь в той же Азии надо было еще следить за быстро растущими антикоммунистическими «тиграми» — режимами в Южной Корее и Тайване, заниматься помощью индонезийским коммунистам, почти под корень выведенным президентом Сухарто в третьей по численности стране региона, мониторить ситуацию в Японии, где проблема «северных территорий» никогда не снималась с повестки дня. Надо было пытаться попасть в страны, с которыми у СССР не имелось дипломатических отношений, — Израиль и Саудовскую Аравию, каждая из которых была по-своему важна и которые являлись яростными противниками по отношению друг к другу. Самым известным советским шпионом в Израиле в те годы стал Шабтай Калманович, впоследствии известный авторитетный бизнесмен.

Важным направлением деятельности разведки всегда оставалось получение промышленных секретов с Запада. Этим в составе ПГУ занималось целое научно-техническое управление. СССР хронически отставал в технологическом состязании в силу устройства своей экономики. К тому же существовал запрет на импорт в Советский Союз новейших технологий, которые могли бы использоваться в оборонном секторе, что отслеживал Координационный комитет по экспортному контролю (КОКОМ), специально созданная международная организация. Сам Крючков вспоминал как свою особенную заслугу, что его сотрудникам удалось добыть информацию по обеспечению безопасности атомных станций — как раз незадолго до Чернобыльской аварии. Однако полученные сведения не заинтересовали Министерство энергетики и электрификации — пример, показывающий, что информацию мало добыть, надо еще уметь ею правильно распорядиться.

На Западе в 1970-е годы происходила информационная революция, появились персональные компьютеры, молодые ребята — Билл Гейтс, Стивен Джобс, которым едва перевалило за двадцать, — совершали удивительные изобретения, которые переворачивали мир. В СССР же в это самое время судьбы ЭВМ решали старики в министерствах, и поставляемые разведкой сведения о новейших технологиях в информатике оседали в кабинетах. Даже если кто-то в СССР и понимал огромное значение компьютеров, то все равно в имеющихся условиях не мог повлиять на скорость и масштаб их разработки. Для создания атомной бомбы, на что были брошены все силы государства, научно-техническая разведка еще могла играть ведущую роль, но в дальнейшем шпионаж в этой сфере уже не мог «вывозить» на себе технический прогресс. Нужны были коренные изменения всей системы. Пример с добытыми с огромным трудом и оказавшимися невостребованными сведениями по атомной безопасности убедил в этом Владимира Крючкова, что и стало одной из причин того, что он практически до самого последнего момента поддерживал Михаила Горбачева. Крючков, как человек, отвечавший в том числе за снабжение СССР последними новостями науки и техники, слишком хорошо знал об отставании родной страны от Запада и потому был сторонником реформ.

Что касается «мокрых дел», которыми чекисты особенно «прославились» в 1930-е годы, то после бегства в 1961 году убийцы Степана Бандеры — Богдана Сташинского, который своими откровениями наделал много нежелательного для СССР шума, был введен запрет на убийства кого бы то ни было. Советский Союз 1960–1980-х годов уже вступил в свою «вегетарианскую» пору. С теми же Сахаровым и Солженицыным, которых при Сталине немедленно бы расстреляли, а при Хрущеве на долгие годы упекли бы за решетку, при Брежневе поступали более чем гуманно — один отправился в ссылку в Горький, второго выслали за границу. Так же относились и к политическим противникам за рубежом. Перебежчиков предпочитали дискредитировать, шантажировать, склоняя к возвращению, или просто о их бегстве замалчивалось. К тому же в то время на Западе уже не было сколь-нибудь влиятельной эмиграции, которая могла бы всерьез угрожать стабильности СССР. Ни «вторая», ни «третья» ее волны не представляли серьезной угрозы. В перестройку это подтвердилось — влияние эмигрантских кругов на политические события в СССР и Российской Федерации было близким к нулю. Какой-нибудь Народно-трудовой союз российских солидаристов (НТС) представлял собой тусовку маргиналов, хотя и пугал кого-то в Москве самим фактом своего существования.