— Где ты меня спрятал, — говорю я тихо, маньяк пока не вылупляется, но с Аленой связь явная, надо дожимать. — Ты меня убил и спрятал. Где? Скажи где, и я отстану, уйду насовсем, а так все время буду приходить…
— Не…
Стояла я спиной к окну между светом и Валевским, слышу хлопок, но падаю на пол чуть раньше, вижу темное пятно на лбу Игоря, а меня словно кто-то невидимый толкнул в плечо и опрокинул, ползком выбралась из комнаты, подталкиваемая чутьем, а не смыслом своих действий. Отползла в коридор и боюсь шевелиться, страшно, я как на ладони тут и такое чувство, что будут стрелять снова и придут за мной сюда, потому что в меня надо было попасть, в меня! Бегу в сторону лестниц, хватаю пакет и наверх по пролету, сижу в углу, прячусь, дрожа, ни хрена не понимая, и через витраж внизу под корпусом вижу Ромку…
И ничего не соображаю — он убил отца? Попал в него? Бегу вниз, не зная «зачем»? Но бегу на улицу за ним, мимо лавки с Антоном. Ромка меня слышит, оборачивается и мне страшно видеть его лицо, оно другое, серое, перекошенное. Ромка резко возвращается ко мне в два прыжка, хватает, трясет, бьет по скуле, швыряет на газон, я падаю и задеваю лавку с Антоном, и так жутко больно и даже не понятно, где сломано, но что-то сломано точно. Ромка убегает, а я не знаю, что делать! Что делать? И бегу через пролесок к дому Наташкиного отца, только Боря Ким может спасти Ромку сейчас, только он… Бегу через лысоватый лес, запинаюсь, падаю и только пакет с париком спас мои глаза от веток, встаю и снова бегу, спотыкаюсь и валюсь на преграду под ногами, руки попадают во что-то липкое, теплое, не понимаю, что это такое? В руках черные как смоль волосы, и знакомая юбка, и… это моя мать? На теле нет лица, каша, месиво, руки мои в крови и запах металла, только горячий запах, душный, преисподний, биологический, живой, юбка Наташкина и… я не могу больше здесь быть, это все.
Глава 11. Закрытие сезона
Было холодно. Не так, как бывает на ветру или на морозе, так холодно бывает не дома, это когда все чужое, равнодушное, казенное, а ты беспомощен, спеленут, как связан путами новой жизни и нужно ждать, когда пройдешь весь путь детства снова. И снова нужно стать взрослой и отрастить сознание заново, и суметь вернуть в него настоящего себя, суметь отличить истину от нажитого, того, что не является тобой вовсе. Неужели все опять начинается? Эти мысли стали прорываться в меня, а секундой раньше это было равнодушное восприятие то ли гусеницы, то ли древесного жука, только что я была на дереве за окном среди уже желтеющих листьев, находилась в полной гармонии с сущим, ничто не беспокоило меня и никаких вопросов к миру не стояло, и вот очнулись восходящие потоки сознания. Там за окном тепло под солнцем и естественно все в жизненном буквальном потоке, а здесь я не могу найти себе место, мне неуютно.
Так же все было, когда я родилась, увидела кафельный пол из грязно-желтой плитки, выложенной буграми со сколами под ногами того, кто вытащил меня на свет, мне не понравились ни резкий, холодом обжигающий луч софита, ни грубость внешнего мира — болезненность его прикосновения ко мне была буквальной. Физическое пространство схватило меня фактичностью, четкостью, плотностью, величиной, гулкостью звуков и шлепком, который мне достался от доктора, и тогда я заорала. Да так, что воздух ворвался в легкие шквалом, и он был вкусный, хотя и не тот, что я помнила по прошлым рождениям, это был воздух советской больницы, так себе воздух, местами мерзкий, почти трупный, забитый хлоркой и сыростью. Вот и сейчас это был тот же воздух, но я явно не младенец, и осознаю, что оттого счастлива, я все еще тут, в этом самом теле, мы с ним близки по-особому, мне было бы жаль терять его, возможно это мое первое тело за все эпохи перерождений, которое так прочно повторяет меня, оно — это я.
Поднялась резко — я в огромном тусклом изоляторе, и мое дерево бьется в окно, лежу на высокой койке-агрегаторе с подключением к сотне проводов, от моего рывка они повыскакивали: и резинки, и иглы из вен, что-то засвистело оглушительно и затихло, когда я нажала на какую-то кнопку, и медоборудование перестало мигать. Есть ощущение, что кровь только вспомнила как течь по венам, все внутри защипало и просочилось мурашками, но восполнилась жизнью в себе я мгновенно, сорвала еще одну иглу из вены на ноге и, спрыгнув с высокой махины, подскочила к окну, к дереву, которое стало приютом моего сознания на какое-то время. Сколько я тут, и вообще, где я?