Ген преступника. Часть 1 и Часть 2

– Излишки профессии. Я не могу, да и не хочу, отказываться от убийства такого лживого подонка. – он выплевывает слова, будто скопившуюся мокроту. Ему противно и гадко глядеть на будущий труп, что сейчас обливается потом. – У нас есть время поболтать. Могу, побыть падре, искупишь грехи. Хотя, я итак знаю все темные пятна в твоей биографии.

– Не понимаю, о чем вы. – клерк продолжает отнекиваться; маленькие глазки огибают помещение, в поисках путей отступления.

– Ой, не пытайся, строить из себя святошу. Погубленные детские души навсегда запомнят твою харю. Мир не даст тебе больше шанса на исправление. Считай меня послом, что оглашает волю народа.

– Ясно. А я думал, что это сказки, выдумки, что разгуливают среди масс.

– В любом вымысле есть доля правды.

Рольф не спешил, прощаться с жизнью, так же, как палач не торопился спустить курок. Бирн пускает пыль в глаза, тянет время, но для чего? Разыгрывает ли он спектакль для уравнителей или преследует иную цель?

Я вслушиваюсь в каждое слово и, не отдавая отчета собственным желаниям, хочу получить больше. Мне необходимо знать все о человеке с заряженным пистолетом в руках, об этом иуде, что пришел забрать прогнившую душу, о его властителях, о тех, кто заправляет домом греха, откуда вышел каждый убойщик.

Но Бирн захлопывает дверь, за которой хранятся секреты правительства и службы, под чьим началом он действует. История плавно перетекает к своему логическому завершению. И снова мы слышим звучный стих, разрывающий горло крик Рольфа, свист пули и грохот безжизненного тела.

Секунду он вперил взгляд на рубиновое зеркало на ламините, вглядываясь в отраженные лики смерти, застывшие в крови.

Что ты чувствуешь, глядя на проделанную работу? Смотря в глаза смерти, стоя на подступах пред кладбищем, что взгромоздил в офисном центре?

Я не вижу отчаяние на его лице(нокак возможно усмотреть накамерах?). Тонкое лезвие появляется в руках, сменяя остывшее после выстрела орудие. Движения плавные, легкие. Он не религиозные фанатик, не почитатель неизвестного культа;

– Ясно…

– Что? Вы поняли что-то, Молан?

– Он расчленил труп, чтобы дело попало в отдел спец. расследования. Даже камеры не выключил. Это послание.

– Но кому?

– Тем, кому не стоит, переходить дорогу.

– Что же нам делать, мистер Хэйс?

– Кто-нибудь еще видел пленку?

– Нет, сэр.

– Хорошо.

Наше дело приняло неожиданный оборот. Никто, слышишь, Нил, не должен, знать о том, что мы увидели на записи.

– Но ваш отец затребует отчет…

– Я подделаю документацию. Напишу, что данные записи не представляют никакой ценности для расследования. Если Бирн сказал правду и в мире есть некто, кто заправляет целым эшелоном убийц, то…

– Может, он захочет, помочь…

– Нет! Я знаю, о чем говорю. Я видел…

В голове всплыл образ мальчика в кандалах. Эти дети стали взрослыми мужчинами, убивающими по приказу. Из них сотворили монстров, убедили, быть чудовищами, беспощадно и беспрекословно следующих наставлениям начальства. Бирн – один из них. Он непросто пришел, покарать Рольфа, это заявление, вызов аппарату власти.

Сердце пропустило удар. Какой же твой следующий шаг, Бирн?

– Молан, вы что-то говорили про миссис Рольф?

– Да, нам пора.

***

Молан.

Семья Рольф проживает в одном из уголков центрального района. Многочисленные магазинчики соседствуют с ресторанами быстрого питания. Повсюду витает запах жаренного мяса и углей. Дома сплошной чертой идут вдоль дороги, нагроможденной машинами. Сигнальные гудки разрывают голову противным звуком. Я слишком мало спал и еще меньше пил последние сутки, чтобы выдержать испытание улицами.

Один убийца и нескончаемое количество тайн и секретов. Я воодушевлен и напуган, будто огромная лавина несется со скалы, и вот, вот обрушится на меня всей своей мощью; не в силах отступить, стою и жду завороженный, собственной погибели. Пусть правда собьет меня, выбьет почву из-под ног, но я не хочу, защищаться от нее. Кажется, только этого я и ждал; человека, что своим появление раскроет предо мной врата истины, что прячутся за дверьми здания правительства.

– Молан,я…

– Я понимаю. Мне тоже страшно, и я пойму, если ты захочешь, предать меня, чтобы отвести возможный удар от системы. Так поступил бы каждый патриот. После дачи объяснительной и осмотра, можешь, подать прошение…

– Я не об этом.

Сердце подскочило к горлу и вернулось обратно. Он произнес это так легко и непринужденно, будто и не задумывался, наведаться в кабинет к отцу и отрыто заявить о угрозе, появившейся так внезапно и наревевшейся превратиться не что большее, чем просто слово. Я не видел его глаз, лишь профиль, повернутый в сторону окна. На лице его играли разноцветные огни, скрывая суровость под ярким фиолетовым цветом.

– Что же тогда беспокоит тебя?

С минуту он помолчал. Голос тяжелый, сдобренной печалью заглушил редкое позвякивание радио.