Ген преступника. Часть 1 и Часть 2

По несчастью, общество предпочитает не возвращаться к ушедшим страданиям. Мы живем так, как живем, и ничто, и никто этого не исправит, большинство прохожих устраивает роль ведомого, устраивает положение незнающего; и лишь малая часть, к которой, я все больше и больше отношу себя, желает большего. Больше знать, больше видеть, больше значить. Я хочу видеть этот мир полностью, а не часть, что позволяет правительство во главе с председателем. Хочу слышать мир, слышать правду.

– Людей отлавливают, как собак, в потемках хижин запустелых.

И сниться мне покой, но наяву,

Я вижу лишь сигнальный звон сирены и лица жуткие в поту, изнеможенны до предела.

Радио громыхает в машине, заполняя салон творением композиторов прошлого. Все, что у нас осталось от прошлого, это книги, музыка, стертые из памяти личности. Большую часть истории у нас отняли, оставив лишь самую малость. Отняли…? Скорее мы сами отказались от нее, предпочтя писать новую, еще никому неизвестную, летопись.

До места назначения пара кварталов, но звон сирен служебных машин, песней разлетается на ветру, разрывают сон спящих домов. Люди за пыльными окнами привыкли несмолкаемому реву патрульных сигналок, никто даже выглянуть наружу, не желает.

Журналисты толпятся около здания, словно муравьи у объедков, желая, выхватить сладкий кусок.

Желтая лента отгораживает многоэтажку от шумного мира. Службисты третьего ранга настойчиво выкрикивают упрямым телевизионщикам, просьбы, отойти, как можно дальше.

Вот же надоедливые.

Отсутствие электричества сковало здание немым молчанием, лишенное привычного жужжания ламп и техники. Темные глазницы окон поднимаются на двадцать этажей ввысь, исчезая за стаей серых облаков. Накрапывает дождь, и я все меньше хочу, переступать порог офисного центра.

Я выбираюсь из машины, пытаясь, не угодить в лапы сотрудникам газет и ведущих новостей. Единственное, что во всякое время, я уверен, остается неизменным, это тяга людей к мертвому. Я вижу, как у навязчивых репортёров, пылает огонь в глазах, несмотря на поздний час, и событие, поднявшее их из кровати. Они хотят знать кто, хотят знать, как, но еще более пугающее, они хотят видеть. Труп, кровь, части тела, все, что угодно. Яркая страничка в их обыденную, серую жизнь.

За стеклянными дверьми офисника мир, будто замирает. В холе звенящая тишина, редкие светильники, что работают от запасного генератора – далекие звезды в темном лабиринте лестниц и кабинетов.

Лифты, контужены сбоем электроэнергии, стоят с закрытыми ртами вдоль стены, сверкая серебристыми дверцами.

Похоже, мне предстоит напрячь свои уставшие ноги и пыхать до десятого этажа, отрадно, что не до девятнадцатого или двадцатого. Как жаль, что службистам третьего ранга запрещено расследовать убийства без одобрения следователя повыше. Я бы мог, пролеживать в это время в кровати, рассматривая потрескавшийся потолок и заглатывая вторую порцию алкоголя. Эх…

Пот градом льется по спине. Пальто пропахло сигаретным дымом и сыростью.

На часах 02.23.

На искомом этаже свет бьет белоснежным потоком от расставленных по периметру прожекторов. Уже на входе, в десяти метрах от трупа, видно, как зияют рубиновые лужи, растекшиеся по обе стороны от жертвы.

Коллеги из патруля толпятся в стороне, утомленные разглядыванием почившего битых сорок минут, пока я добирался до места. Вспышки фотоаппарата вылетают из камер, задерживаясь всего на секунду в пространстве, и вновь затухают.

Один из офицеров, молодой паренек лет двадцати, выскользнул из толпы патрульных и торопливого направился ко мне. В руках он сжимал тонкую папку с материалами дела и парочку исписанных ручкой листов, личные пометки.

– Ужасная ночь, чтобы умереть. Не считаешь?

Мальчишка насупился и многозначительно вскинул бровь. Мой юмор пришелся ему не по вкусу или же он желал, как и я, по скорее покончить с синюшным и отправиться домой.

– Шон Рольф, дата рождения, место проживания, работает менеджером компании «Элком», семья: жена, дети отсутствуют …ля-ля и тд. и т.п.

А есть что-то существенное? Проступки, нарушения? Приводы в отдел? Работа ведется не с именем, а личностью.

Службист передо мной нервно заерзал на месте, судорожно пытаясь, собрать мысли в кулак и высказать ответ на вопрос. Остальные присутствующие недовольно покосились в нашу сторону и продолжили оживленное обсуждение, никак не касающееся совершенного убийства.

– Я что со столбами разговариваю?! Эй, вы!

Гнев подступает к горлу. Патрульные всегда отличались излишним эгоизмом по отношению к старшим товарищам. Я имел честь, прослужить парочку месяцев в одном из районных отделов. Изоляторы скрывают за решетками пойманных нарушителей; поток ругани доносится почти из каждого кабинета; трель телефонов разносится по коридору, будто заезженная мелодия. И так сутки напролет.