Гендер и язык

В еще большей степени это касается вопросительных конструкций. Каждый член научного сообщества знает предвещающие неприятности слова преуспевающего эксперта, будь то женщина или мужчина: «У меня только один краткий вопрос», вслед за чем не следует ни в строгом смысле вопрос, ни краткое выступление. Однако в исследуемом контексте с поразительной частотой в качестве вступления для выражения несогласия избирается заявление о желании задать вопрос (вариант: риторическое заявление «Я задаю себе вопрос…»)[80]. Облечение критики в форму вопроса усиливается вместе со степенью официальности коммуникативной ситуации (и предположительно со степенью важности работы по созданию имиджа). В отдельных случаях соблюдается только синтаксическая форма вопроса, да и намерение в действительности заключается не в получении ответа на вопрос. Вместо этого чаще всего начинается монолог, который легко перетекает в собственный доклад. Адресат такого «вопроса» реагирует на это так же, как на эксплицитную критику, а именно защитой и / или контратакой или согласием, – важный признак того, что за поверхностными структурами распознано истинное намерение коммуникативной модели. Смягчающие высказывания: «У меня только один краткий вопрос», «Только краткий вопрос», «Только один уточняющий вопрос» ни коим образом не препятствуют этому распознаванию, а служат лишь стереотипом снижения значимости критики.

Истинные вопросы, в основе которых лежит публично признаваемый дефицит знаний, напротив, встречаются прежде всего в неофициальных, менее формальных беседах и / или в группах, в которых статус или не имеет особого значения (обсуждения полуофициального характера среди студентов, например плановые заседания в небольших рабочих группах), или наблюдается ярко выраженная и неизменная для данной ситуации иерархическая асимметрия (как во время так называемых «консультаций», где кто-то со статусом эксперта предлагает нескольким «невеждам» восполнить пробелы в знаниях).

Довольно искусная игра с речевыми и ситуативными ожиданиями слушателей обнаруживается также в длительности и месте пауз. Общий опыт повседневного общения показывает, что непредпочтительное часто кажется затянутым[81]

(вспомним замешательство перед сообщениями о неприятном). Многочисленные паузы во время речи, высокая частотность минимальных высказываний, типа «э-э» и «хм», истолковываются во многих ситуациях как неуверенность, а во время официальных выступлений такое поведение рассматривается как беспомощное и некомпетентное. Подобное поведение, однако, может быть своего рода игрой в «смягчение» в критическом выступлении эксперта, особенно в его начале; но почти не встречается во время выступления в качестве основного докладчика[82]. Крайне нерешительная по форме, однако безжалостная по содержанию критика становится индивидуальным стилем некоторых специалистов. Наряду с наигранной имитацией неуверенности (в которую никто не верит) такое поведение имеет также дополнительную функцию мнимой спонтанности – «мысль пришла мне в голову только что, поэтому я не могу связно говорить».

Непрямой характер описанного поведения, который, предположительно, стремится к завуалированности, можно было бы на первый взгляд объяснить нормами вежливости, типичными для институционального фрейма «университет». Я считаю эту точку зрения не только недальновидной, но и неправильной, хотя описанные стратегии разыгрываются в сфере, где ярко выражен традиционный топос вежливости. Воздействие иронии и завуалированной критики[83] не менее жестко, чем воздействие прямых критических замечаний. Напротив, реакция адресатов свидетельствует о том, что намерение воспринимается как особенно оскорбительное, если критическое и иногда уничижительное намерение становится очевидным после кажущегося безобидным вступления.

2.5. Многозначность контекста

Проблема многозначности контекста постоянно возникает при анализе. Одна проблемная область касается природы сказанного, определяемой, в конечном счете, только участвующим в конкретном процессе интеракции человеком и его решением об истинности или мнимости сказанного и, соответственно, буквальном или «риторическом» прочтении. Всегда сохраняется возможность двойного прочтения: говорящие при неудачных речевых действиях могут отречься от них, сказав, что они имели в виду совсем другое, например, «только в ироническом смысле» или «совершенно не в ироническом смысле», т. е. они могут сконструировать новый фрейм.

Реакция аудитории на высказывание (например, смех как ответ на критику, замаскированную под комплимент) часто косвенно указывает на направление интерпретации, которое, однако, никак не является единственно возможным. Именно такие явления, как смех (это касается также пауз, уклончивых ответов и особенностей интонирования), чрезвычайно многозначны (смех может быть, в частности, признаком одобрения, признаком удивления нарушением правил, признаком ощущаемой неловкости или смехом облегчения при неожиданном выходе из сложной коммуникативной ситуации).