Гендер в советском неофициальном искусстве

ФИ: В 1980‐е мы все же посещали какие-то общие мероприятия, в том числе «Поездки за город», я смотрел с любопытством на то, что делали художники, иногда мне очень нравилось, иногда вызывало недоумение, но сейчас это уже не так важно. Дело в том, что «Коллективные действия» вообще были очень склонны к чтению, лингвистике, поэзии. Я вздрагивал оттого, что лингвисты стали делать визуальное искусство, а нарратив, на мой взгляд, снижает возможности визуального, потому что дублирует и толкует, а в этом нет необходимости. Ведь 80% информации все равно проходит через глаза, визуальность самодостаточна. Есть, на мой взгляд, в этом простая, но сермяжная проблема мужества, а не героизма. Если нет у человека мужества пройти непредрешимым путем куда-то для того, чтобы создать визуальную метафору, он начинает хитрить, идти в обход, что-то говорить, писать, рассуждать. Слова часто компенсируют невозможность сделать метафору. А я на выставках читать не люблю. Меня в свое время раздражала эта некомфортность ситуации чтения на выставках. Причем это чтиво всегда претендовало на более глубокое объяснение того, что человек мог изобразить, и это противоречие меня бесило. И все художники, которые начинали говорить, – Эрик Булатов, Олег Васильев, позже к ним присоединился Кабаков, развили эту лингвистическую сторону совсем в другое русло, уводящее уже от проблем самой визуальности.

ОА: 

Скажите, пожалуйста, участвовала ли Нонна во всем этом образовательном проекте вместе с вами?

ФИ: Иногда мы ходили туда вместе, иногда порознь, ведь надо учитывать то обстоятельство, что у нас были дети. Нонне надо было с ними заниматься, помощи нам было ждать неоткуда. Часто мы возили с собой детей. Сами мы делали акции на природе, в которых дети всегда участвовали. И вообще жизнь была наполненной абсолютно, то есть понимаете, не было свободного времени для развлечений другого типа, например, театра. Даже в театр мы ходили, только если кто-то знакомый что-то делал для постановки и приглашал нас.

ОА:

А вы были членом МОСХа или Горкома графиков?

ФИ: Сначала не был, но меня два раза пытались посадить за тунеядство. Приходили из домоуправления и ставили мне срок в пять дней или неделю, за которые я должен был устроиться на работу, иначе меня бы арестовали. Я был вынужден устраиваться в какие-то странные места, например, однажды я устроился художником на Завод фруктовых вод! И там я сразу стал энергично переделывать их интерьеры, но потом ко мне подошел секретарь парторганизации и сказал: «Слушай, ты не нравишься нашему директору, что ты тут делаешь вообще? Нам это не нужно! Нам нужны плакаты с передовиками, так что иди пиши по собственному желанию». Еще через полгода снова пришли из домоуправления, и снова пришлось что-то придумывать. Потом я понял, что нужно устроиться внештатным художником в издательство «Мир». Там я работал и оформлял научно-фантастические книжки. Но рано или поздно меня обвинили в том, что я иллюстрирую западную фантастику слишком формалистично. Сначала у меня была обложка целиком, потом оставили полосочку для оформления, потом сократили еще сильней, до какого-то кружочка. И во всем этом, как ни странно, участвовал художник Юрий Соболев, так как он был там каким-то начальником. Он удивительно любил играть в начальника, и этот мой «кружочек» был именно его заслугой. Тогда я страшно разозлился. При этом он был прекрасным интеллектуалом и любил разговоры о высоком.

ОА: 

То есть в издательстве вы тоже почти не работали?

ФИ: Нет, там я все-таки работал. Я делал одну книжку или журнал в месяц и получал около 30 рублей, этих денег хватало ровно на то, чтобы каждый день покупать себе бутылку кефира и батон хлеба. Но, разумеется, я ходил в гости, ел в разных местах, в том числе у родителей или у родителей Нонны…

ОА: 

Нонна не работала?

ФИ: Нонна тогда училась в Строгановском институте, а потом работала во МХАТе, расписывала в театре декорации. Я тоже когда-то учился в Строгановке, но не доучился и ушел с третьего курса. Был смешной случай: когда я уходил, тогдашний ректор Строгановки попытался меня удержать, предложил как-то облегчить экзамены или еще что-то. Но я был совершенно наивен и начал рассказывать ему о своей проблеме бесконечности. Это сейчас я понимаю, что с директорами о бесконечности не разговаривают, а тогда это казалось мне естественным.

ОА: Разделяете ли вы искусство на женское и мужское, кажется ли вам вообще уместным это разделение?