1-я и 2-я колонны ничего не предприняли для помощи гибнущим товарищам справа, а получив приказ Кутузова об отступлении, начали поспешно отходить от Тельниц к Аугесту. Но там их уже ждал спустившийся с Праценских высот Наполеон. Он тотчас поставил на холмах пушки своей лучшей, гвардейской артиллерии, которая открыла убийственный огонь по приближающимся русским колоннам. Тогда Дохтуров, оставив несколько батальонов для сдерживания французов, решил прорываться между Аугестом и озером Сачан, точнее по плотине, разделявшей две части этого водоема. Плотина оказалась узкой, и войска двинулись по льду, но лед был неокрепший и сначала пушки, лошади, а вместе с ними и люди начали проваливаться в полыньи. И все это под убийственным огнем гвардейской артиллерии Наполеона. Но в отличие от Пржибышевского Дохтуров проявил присущие ему мужество и хладнокровие. Он руководил боем и переправой и сумел вывести часть своих полков на другую сторону, построить их в колонну и оторваться от неприятеля, который, впрочем, и не преследовал его. В шесть вечера над кровавым полем сгустилась темнота — победители ночевали, или, как тогда говорили, «бивакировались», на месте победной для них битвы.
Они разожгли костры на тех местах, где утром стояли союзники. Наполеон объезжал поле Аустерлица, и его солдаты криками приветствовали своего вождя.
Русские потери, согласно ведомостям конца 1805-го — начала 1806 года, составили 20 701 человек"4, австрийские — почти 6 тысяч человек (по французским данным, у союзников было 15 тысяч человек убитых и раненых, а 20 тысяч попало в плен). Потери французов, по данным французских источников, были таковы: 1290 убитых и 6943 раненых, итого 8233 человека (по русским данным — от 10 до 12 тысяч человек). Мимо Наполеона вели тысячи русских пленных, к его ногам было брошено двадцать русских знамен (по другим, отечественным данным — 30, по данным французов — 45); в одно место свезли 160 русских орудий (по французским данным — 180, включая австрийские). Трофеи были большие — французам удалось захватить обоз союзников и всласть пограбить даже фургоны с имуществом австрийского императора, который, как и Александр, бесславно бежал с поля боя. Участник сражения вспоминает, что еще бой не кончился, а в боевые порядки союзников хлынули напуганные толпы денщиков, кучеров, нестроевых, слуг и маркитантов — французы зашли в тылы и начали разбивать обозы115.
Вскоре пошел дождь со снегом. В наступившей темноте французы не очень старательно охраняли пленных — победители, как и положено им, были заняты грабежом, дележкой, обменом и торговлей трофеями. Наиболее ценные трофеи офицеры, как тогда было принято, разыгрывали в лотерею. Поэтому многим пленным удавалось скрыться, причем несколько солдат вынесли с собой тайно сохраненные знамена полков. Вместе с отставшими солдатами беглые тянулись поодиночке и группами в том направлении, куда отступала союзная армия, — в Богемию, Силезию, Венгрию. Потом их собирали в маршевые роты и отправляли в Россию.
Раненых пленных французы повезли в Брюнн (Брно) и другие города. Их доля была сурова. Как вспоминал гренадер Попадищев, немцы, которые привезли в город повозку с пленными, нигде не могли их пристроить — все дома были забиты ранеными. Тогда они, «поговорив между собой, зашли с одной стороны, взяли телегу за колеса и вывалили нас с повозок, как навоз. Мы и повалились все на мостовую, как дрова, и многие тут же скончались»"6.
Сражение закончилось, и сразу же наступило затишье. Наполеону было достаточно победы на поле боя. Ему не было нужды добивать союзников, преследовать и уничтожать их войска — морально его противник был раздавлен и готов подписать мир, продиктованный победителем. А. П. Ермолов вспоминал, что ему был поручен большой передовой пост, состоявший из гренадер, драгун и казаков. Он стоял на дороге от поля сражения к Аустерлицу как некий арьергард. «Я с отрядом своим, — пишет Ермолов, — обязан спасением тому презрению, которое имел неприятель к малым моим силам, ибо в совершеннейшей победе не мог он желать прибавить несколько сот пленных. Но когда нужен был ему водопой, он довольствовался тем, что отогнал передовую мою стражу у канала. Я должен был выслушивать музыку, песни и радостные крики в неприятельском лагере. Нас дразнили русским криком “ура!”»"7. Дело в том, что знаменитый русский клич «ура!» похож на французское словосочетание «на крыс!».