Генерал Багратион. Жизнь и война

При многих других неблагоприятных обстоятельствах, приведших к поражению, вина главнокомандующего была велика, что бы ни говорили о неумелых австрийцах, гении Наполеона и т. д. Размышляя над положением, в котором оказался Кутузов накануне сражения, нужно признать, что оно было нелегким. В спорах о планировании операции он не сумел отстоять свои взгляды. Правда, Жозеф де Местр писал министру иностранных дел Сардинского королевства, будто бы перед самой битвой, «за час до полуночи, генерал Кутузов, из робости уступивший императору, явился к обер-гофмейстеру Толстому и просил его использовать свое влияние, дабы предотвратить неизбежное по всем признакам поражение. Толстой осердился и сказал, что его дело — пулярка и вино, а войной должны заниматься генералы, — вот как началась сия битва… Весь свет знает, конечно, что доблестный Кутузов проиграл Аустерлицкую баталию, на самом деле он повинен в сем не более, нежели вы или я; он не проиграл ее, а дал проиграть, когда император решил сражаться противу всех правил военного искусства»“”. И все же «общее мнение в армии осуждало его, — писал о Кутузове Михайловский-Даншевский, — зачем, видя ошибочные распоряжения доверенных при императорах Александре и Франце лиц, не опровергал он упорно действий их всеми доводами, почерпнутыми из многолетней опытности и глубокого разума его». Уже впоследствии, после победы над Наполеоном в 1814 году, Александр, вспоминая дни Аустерлица, говорил: «Я был молод и неопытен. Кутузов говорил мне, что нам надобно действовать иначе, но ему следовало быть в своих мнениях настойчивее». Может быть, это и так, учитывая мягкий характер императора, обычно склонявшегося перед напором и вескими аргументами. Такое случалось — ниже будет рассказано, как Александр в 1812 году отказался от планов обороны Дрисского лагеря. Впрочем, у Кутузова оставался в запасе решительный ход — подать в отставку, как это чуть позже, во время военных действий с французами в 1806 году, сделал фельдмаршал Каменский. Но Кутузов так не поступил — он не был ни целеустремленным и волевым, как Суворов, ни взбалмошным и резким, как Каменский. Кутузов принадлежал к совершенно иному типу людей — дипломатичных, уклончивых, бесконфликтных. Кажется, что Адам Чарторыйский нашел нужное в этой ситуации определение его характера. Он считал (и, наряду с другими, говорил царю), что высочайшее присутствие в армии парализует волю главнокомандующего, лишает его «возможности осторожно руководить действиями войск, чего приходилось опасаться, в особенности ввиду робкого характера Кутузова и его привычек придворного»119. Несомненно, отмеченная робость главнокомандующего была особого свойства, она проявлялась в отношениях с императором и двором. Он заботился о своем положении при дворе и дорожил мнением о себе государя, думал о своем благополучии и престиже. Есть немало свидетельств такого рассчитанного до мелочей поведения Кутузова. Как вспоминает Е. Ф. Комаровский, его первое свидание с только что взошедшим на престол императором Александром стало возможным только благодаря совету Кутузова, который подсказал, в какое время и где нужно оказаться, чтобы застать государя без свиты120. Да и после Аустерлица Кутузов вел себя как истинный царедворец. В январе 1806 года он писал жене о своем желании вернуться в Петербург, но просил ее, чтобы она устроила так, будто «государь меня сам позвал, это бы было приятнее в рассуждении публики, но ежели уже того не дождешься, то (надо) проситься, и для того посылаю к тебе просьбу, запечатанную к государю, ежели увидишь, что не позовут, то вели отдать через кого-нибудь, хотя через Ливена»121. X. А. Ливен был начальником военно-походной канцелярии императора. В обществе суждение о Кутузове как о льстивом царедворце было общим местом. Тогда же де Местр писал графу де Фрону: «Кутузов весьма хорош, если, конечно, императора не будет в армии, иначе он просто обратится в царедворца, думающего лишь об угождении повелителю, а не о войне»122.

Словом, Кутузов, как типичный царедворец, не решился отстаивать свое вполне разумное мнение, а поплыл по течению, которое и привело русскую армию к одному из крупнейших поражений в ее истории. Но при этом он оставался главнокомандующим с огромными полномочиями и ответственностью буквально за все. Кутузов был противником диспозиции Вейротера, даже не поставил под ней своей подписи, но она все равно связывалась с его именем. Неслучайно генерал Пржибышевский в рапорте о действиях своей колонны в Аустерлицком сражении писал: «Исполняя предписание диспозиции главнокомандующего господина генерала от инфантерии Голенищева-Кутузова для третьей колонны…» и т. д.