Вскоре, «не дожидаясь присоединения оторвавшихся частей, — как писал Ермолов, — армия в продолжение ночи пошла далее. На рассвете стали собираться разбросанные войска, и около десяти часов утра появилась неприятельская кавалерия, наблюдавшая за нашим отступлением. В сей день по причине совершенного изнурения лошадей оставили мы на дороге не менее орудий, как и на месте сражения». Кутузов позже объяснял позорную потерю артиллерии, совершенную не в бою, а в походе, оплошностью австрийских проводников, которые повели артиллерию по дороге, к этому не приспособленной, а также обрушением моста, «по сему и дано было повеление оставить их»110. Но в этой безрадостной картине отхода разбитой армии были и исключения. Известна история фейерверкера 4-го класса Дмитрия Кабацкого, который через целых десять дней после сражения, уже в Венгрии, соединился с отступающей армией и привел с собой 17 солдат вместе с двумя орудиями и зарядным ящиком. Оказалось, что командир полка полковник Кудрявцев и офицеры роты, не будучи раненными, покинули место сражения и «почитали сии два орудия пропавшими». На рапорте Кутузова о награждении Кабацкого по распоряжению императора было написано: «Произвесть в подпоручики за отличие. Донесть о том, где находились полковник Кудрявцев и офицеры сии во время сражения». Согласно рапорту Милорадовича, в начале сражения он видел Кудрявцева и офицеров на батарее, но «в продолжение оного приезжал на батарею и не нашел на оной ни его, Кудрявцева, равно и ни одного из офицеров его роты». На вопрос Милорадовича, кто старший, к нему явился фейерверкер Кабацкий, который и командовал все это время шестью орудиями. В третий раз Милорадович, будучи на батарее, «застал ретираду оной… лошади под орудиями за усталостию не могли следовать за оною (4-й колонной. — Е. А.), Кабацкий отличною расторопностию своею спас те два орудия и явился через 10 дней. Полковник Кудрявцев с офицерами его роты ретировался гораздо ранее»131. История эта невольно вызывает ассоциацию с двумя выдающимися произведениями русской и советской литературы. Каждый, кто читал «Войну и мир» Льва Толстого, помнит трогательный образ капитана Тушина, мужественно дравшегося со своими артиллеристами в безнадежной ситуации и потом не сумевшего объяснить высокому начальству потерю нескольких орудий. Еще больше фейерверкер Кабацкий напоминает героя романа Константина Симонова «Живые и мертвые» — сержанта Шестакова, который с четырьмя солдатами протащил на руках четыреста километров от Бреста свою противотанковую сорокапятку; изможденный вид сержанта и его подчиненных потряс видавшего виды генерала Серпилина.
И в ряде других случаев было так, что солдаты продолжали драться, несмотря на то, что офицеры их сдавались или бежали. Гренадер Попадищев вспоминал: «С обеих сторон пошел сильный ружейный огонь, наши все еще держались, и никто не думал, что нам приходилось плохо». И хотя командир полка «разъезжал уже без шпаги, повторял неоднократно: “Бросайте, ребята, ружья, а то всех побьют”, но наши, несмотря на это, беспрерывно заряжали и стреляли»132.
Приказ бросить пушки у разрушенного моста под Аустерлицем дал не Кутузов, а государь — сам Кутузов появился в расположении армии, вероятно, не ранее того момента, когда она достигла венгерской границы в городе Голич. Отсюда император Александр отправился в Россию, поручив Кутузову Увести армию на квартиры.
Войска Багратиона двинулись, как тогда говорили, «в замке», то есть они замыкали движение нестройных толп смешавшихся полков. Следом, в непосредственной близости, шли французы, но они не нападали на русских — в ту ночь император Франц заключил перемирие с Наполеоном. Согласно перемирию русская армия должна была покинуть Австрию и отойти в свои пределы. Вообще, известно, что поначалу Наполеон начал преследование отходящих русских по шоссе на Ольмюц — таковы были ошибочные данные его разведки, и лишь потом стало ясно, что Кутузов уходит в Венгрию. Первый приказ, который отдал Кутузов после битвы, датирован 22 ноября. В нем Кутузов требовал от командующих колоннами дать сведения о находящихся в строю солдатах и офицерах. В тот же день он вступил в переговоры с Даву, прося его установить перемирие на 24 часа. После этого русский император присоединился к условиям, которые подписал австрийский император: русская армия должна была очистить Австрию и Венгрию в течение пятнадцати дней133.