Эта крепость была слишком уж дворцом для того, чтобы должным образом отразить натиск тяжёлой и до зубов вооружённой пехоты. Наспех созданные огневые позиции, прикрывающие подходы, в том числе фланкирующим огнём, оказались вынесены 90‐мм минами. А всё остальное… вся там паутина комнаток и переходов… это была идеальная среда обитания для штурмовиков с их вооружением. Самозарядные винтовки и такие же дробовики, гранаты, лёгкие ручные пулемёты… ужас… просто кошмар для всех, кто засел внутри. Да, среди них много было благородных, но штурмовики не нянчились и не деликатничали с ними. Сначала в комнату заходила граната. Подавала голос. И только потом уже врывались бойцы, пользуясь оглушением и деморализацией противника. Причём как! Ворвавшись в помещение, сразу смещались вбок – чтобы уйти с проёма и не маячить силуэтом на его фоне. И огонь! Огонь! Огонь! Так, чтобы враг не мог ни вздохнуть, ни охнуть, ни голову поднять.
В нескольких местах австро-венгры поставили станковые пулемёты, бьющие на прострел через несколько сквозных комнат, что исключало заброс гранаты. Слишком далеко. Ну так и что? Этим они только замедлили продвижение. Да, с наскока такие позиции взять не удавалось. Но пулемёт не может стрелять бесконечно. Перегревается. Да и ленты имеют конечную длину. Поэтому штурмовики что делали? Правильно. Разряжали эти установки.
Кидали гранату для кратковременного оглушения и деморализации. А после взрыва вперёд рвались бойцы со штурмовыми щитами. Но не до упора, а на подходящее для броска нормальной гранаты расстояние, чтобы не высовываться из-за щитов прикрытия. Щитовиков только-только ввели в штат штурмового батальона этим летом, готовя к затяжным боям в крупных зданиях, где поддержать гранатой или снарядом с улицы не всегда возможно. Эти ребята тащили перед собой тяжёлый щит, что держал винтовочную пулю в упор. Получалась довольно тяжёлая конструкция, на колёсиках. За ними – пригнувшись, на полусогнутых – двигалась штурмовая группа.
Двадцать метров.
Бросок «колотушки».
Взрыв на позициях пулемётного расчёта.
И рывок вперёд. Уже простых бойцов, высыпавших с оружием на изготовку из-за тяжёлых щитов…
Франца-Иосифа с его родственниками и окружением нашли в подвале. Они сдались без боя. Услышали характерный топот штурмовиков и стали кричать, что сдаются, чтобы не стреляли. Всё было кончено. Да и стрелять им особенно было нечем. Сюда стаскивали раненых и тех, кого нужно укрыть от обстрела. С самых первых взрывов 90‐мм мин начали. И тут вскрылся очень любопытный момент. Кайзер сражался. Лично. Несмотря на возраст. И сидел в этом подвале, баюкая простреленную руку в свежей, пропитанной кровью повязке.
Всех, кто находился здесь, обыскали и разоружили. После чего позвали нашего героя. Наверх их не потащили, так как здесь было слишком много раненых. Всё-таки штурм Будайской крепости шёл несколько часов и был хоть и довольно бескровный для штурмовиков, но нервный, хлопотный. Наблюдались даже попытки контратак и фланговых обходов по лабиринту комнат. Один раз это мероприятие даже удалось, и австро-венгры умудрились перебить звено штурмовой группы, захватив их оружие. Но в общем и целом это уже ни на что не повлияло…
Максим вошёл, тихо и мирно беседуя с командиром лейб-гвардии гусарского полка, также вошедшего в состав корпуса, о насущных делах. Скорее даже предаваясь грёзам о днях будущих. Остановился. Окинул взором присутствующих. Выхватил взглядом престарелого Франца-Иосифа. Тот поднял глаза, не отводя их и не пряча. Спокойный. Уверенный в себе и своей правоте. Не растерявшийся из-за неудач. Враг. Природный. Злодейский.
Криво усмехнувшись, наш герой медленно и демонстративно достал пистолет из кобуры. Передёрнул затвор. Снял с предохранителя. И, сделав несколько шагов вперёд, прицелился Францу-Иосифу в лоб.
– Вот ты и попался, – с холодным омерзением произнёс генерал.
Но тот вновь не отвёл взгляда. И даже – напротив. Медленно встал и гордо выпятил подбородок. В духе: «Стреляй, фашистская морда!» Это так взбесило Максима, что он едва не выстрелил в тот момент, когда между ним и Кайзером втиснулась молодая женщина.
– Что ты творишь?! – рявкнул старик.
– Не убивай, прошу, – тихо произнесла однодневная любовница нашего героя – Эржи. И едва заметно огладила свой живот.
Глаза Максима округлились от этого намёка. Она тихонечко кивнула. И он, не в силах целиться в мать своего будущего ребёнка, отвёл оружие, бессильно опустил руку. Франц-Иосиф тоже, видимо, что-то понял – и вид имел не менее ошарашенный и удивлённый. Как и многие присутствующие.
– Как Ваше самочувствие? – выдавил из себя формальную фразу Меншиков, не поднимая глаз на Эржи и нервно потирая лоб левой ладонью. – Как муж? Как дети?
– Супруг погиб во время штурма, – после небольшой паузы произнесла она. И Максим поднял на неё взгляд, полный невысказанного вопроса. – К сожалению, – тяжело вздохнув, добавила она, вновь осторожно огладив свой живот и мягко улыбнувшись. – Мы помирились после моего возвращения из Вены… и мне даже показалось, что всё, наконец, налаживается.