Я кораблик клеилаИз цветной бумаги,Из коры и клевера,С клевером на флаге.Он зеленый, розовый,Он в смолистых каплях,Клеверный, березовый,Славный мой кораблик, славный мой кораблик. А когда забулькают ручейки весенние,Дальнею дорогою, синевой морской Поплывет кораблик мой к острову Спасения, Где ни войн, ни выстрелов — солнце и покой.Я кораблик ладила,Нела, словно зяблик,Зря я время тратила,Сгинул мой кораблик.Не в грозовом отблеске,В буре, урагане —Попросту при обыскеСмяли сапогами…Но когда забулькают ручейки весенние,В облаках приветственно протрубит журавль,К солнечному берегу, к острову Спасения Чей-то обязательно доплывет корабль!Когда-нибудь, когда вы будете вспоминать имена героев, не забудьте, пожалуйста, я очень прошу вас, не забудьте Петра Залевского, бывшего гренадера, инвалида войны, служившего сторожем у нас в «Доме сирот» и убитого польскими полицаями во дворе осенью 1942 года.
Он убирал наш бедный двор,Когда они пришли,И странен был их разговор —Как на краю земли,Как разговор у той черты,Где только «нет» и «да».Они ему сказали: «Ты,А ну, иди сюда!»Они спросили: «Ты поляк?»И он сказал: «Поляк».Они спросили: «Как же так?»И он сказал: «Вот так».«Но ты ж, культяпый, хочешь жить, Зачем же, черт возьми,Ты в гетто нянчишься, как жид,С жидовскими детьми?!К чему, — сказали, — трам-там-там,К чему такая спесь?!Пойми, — сказали, — Польша там!»А он ответил: «Здесь!И здесь она, и там она,Она везде одна —Моя несчастная страна,Прекрасная страна».И вновь спросили: «Ты поляк?»И он сказал: «Поляк».«Ну что ж, — сказали. — Значит, так?» И он ответил: «Так».«Ну что ж, — сказали, — кончен бал! — Скомандовали: — Пли!»И прежде чем он сам упал,Упали костыли,И прежде чем пришли покой,И сон, и тишина,Он помахать успел рукой Глядевшим из окна.…О, дай мне Бог конец такой,—Всю боль испив до дна,В свой смертный миг махнуть рукой Глядевшим из окна!
А потом наступил такой день, когда «Дому сирот», детям и воспитателям, приказано было явиться с вещами на Умшляг-плац (так называлась при немцах площадь у Гданьского вокзала).