Генералы песчаных карьер

Журов обнимал её как в первый раз. Вдыхал аромат её тела, упругого, пропитанного запахом Иссык-Куля, прибрежных трав и пахучих водорослей. Гладил загорелую кожу нежно шершавую от прикосновений, словно замшу, напоминавшую невидимую глазу мельчайшую чешую. Он любил делать ей массаж: перебирал пальцами вдоль тела, дотрагиваясь до каждого кусочка её кожи, чтобы почувствовать её целиком…

Неожиданно Гуля повернулась к Поликарпу:

— Поленька, — обратилась она к нему, — Хочешь, узнать, что сказала на прощанье моя бабушка, когда нас провожала?

— Конечно! — отозвался Журов, обнимая её за плечи, — А почему только сейчас?

— Потому, что прошли уже больше пяти лет, и у нас всё так хорошо! — зажмурилась Гуля, сжав руками ладонь Поликарпа, и так сильно прижала её к груди, словно хотела, чтобы та проникла внутрь почувствовав, как счастливо бьется её сердечко, — Она сказала, что твоя большая и красивая страна приносит нам несчастья. Её отец погиб на войне под Москвой. Муж остался в России после отделения Киргизии и женился на русской. Дочка поехала учиться на юриста и работала там в милиции. Её избили и изнасиловали коллеги по работе. После чего она, беременная, вернулась и умерла, рожая меня на свет.

Она вопросительно замолчала, ожидая ответа Журова. И в наступившей тишине почувствовала неловкость. Словно к тем обвинениям, доставшимся ей по наследству, причастен и самый дорогой человек, сидящий с ней рядом, который вытащил её из заброшенной богом деревни, помог стать ей самостоятельной. И словно оправдывая себя и свою бабушку, эту неожиданно возникшую паузу, грозящую перейти в молчаливую обиду, она пролепетала:

— Но ведь неприятности не могут длиться вечно! Посмотри, ведь всё уже не так, всё изменилось!

— Как звали твою маму? — неуверенно спросил Журов, безуспешно пытаясь вспомнить фамилию той девушки.

— Её звали Марией.

Ни один мускул не дёрнулся у Поликарпа, выдавая волнение. Где-то подсознательно, он уже давно принял для себя то роковое сходство девушек и только не хотел в этом признаваться. Никогда не расспрашивал Гулю о её родителях и не собирался гадать или пытаться выяснить истину, быть может, потому что это сходство дарило ему надежду на получение индульгенции за тот давний грех…

Теперь, сидя на качающейся лавке у могилы своего заместителя, среди покосившихся крестов он подумал, что здесь могут лежать много людей, с которыми он был знаком. Однокашники, товарищи по институту, с кем сталкивался по службе или просто встречал, проходя мимо по коридорам главка. Что успели сделать они за свою жизнь? Для чего жили? Были ли у них семьи? Он ничего этого не знал. А что он мог знать, если его даже родной младший брат не интересовал. Быть может, он тоже умер, в одиночестве разбив своё сердце о северный ледяной холод. Ведь ему уже должно быть за пятьдесят.

Поликарп подумал, что жизнь всегда заманивает тебя большими перспективами. Не смущается дарить людям надежды и совершенно не даёт времени на их осуществление. Он вспомнил своего давнего друга — тестя Ткача. Его торжественные похороны и обещания позаботиться о его жене и дочери. Обещание заботиться об Ольге, жене Березина и его детях. Обещание Маше, Гуле… Обещания…обещания….

И что же теперь, когда Гуля узнает, что в отношении его возбуждено уголовное дело и он сядет в тюрьму, точно так же как должны были сесть те мерзкие твари, изнасиловавшие её мать? Так же носившие погоны и обещавшие помогать людям. Значит он такой же негодяй как они, презираемый всеми честными людьми. Как он сможет объяснить ей разницу и нужно ли ей это знать. Она живёт совершенно в другом, чистом, ярком, полном красок, мире искусства. И он, подарив ей этот мир, сейчас возьмёт рукой за её тонкую нежную шейку и ткнёт носом обратно в мерзость и грязь. Подтвердит пророчество старой киргизки?

Он снова вспомнил легенду о Фениксе, которую рассказывала ему Гуля:

«…ибо, не утратив жизнь, не сохранишь её и не воскреснешь, если не умрёшь…».

Что-то было в этих словах притягательное. Быть может надежда на обновление? Когда тебе даётся ещё шанс, чтобы начать сначала…

Журов почувствовал, как зажгло в груди. Он прижал правую руку к кителю и почувствовал ремень от подмышечной кобуры. Наградной пистолет был всегда с ним.

Глава 31. Нежданный посетитель

Проходили дни похожие между собой словно однояйцовые близнецы. Каждый раз, просыпаясь утром, Ткач ожидал вызова к следователю, но этого не происходило. Постепенно время становилось единым потоком, разрываемым перемычками на приём пищи, сон и оправление нужд. Он оставался один в четырёхместной камере с двумя двухъярусными кроватями вдоль стен. Серая краска, покрывающая стены и потолок, серые кровати и проникающий с улицы в приоткрытую форточку серый воздух практически сливались с цветом его кителя, словно он здесь родился, приобретя материнскую окраску.