Гений

И потом, ну чем она может помочь? Берта и сама была беременна. Она знает, как это тяжело. У всех все по-своему, но тяжело бывает обязательно. У Берты есть опыт в утешении только одной беременной женщины – себя. А доктор облегчал страдания сотен женщин. Так вот пусть и занимается тем, что умеет.

Но больше всего Берта боится возвращения того чувства, которое зашевелилось в ее душе тогда, во время поездки. Боится, что сердце снова начнет разрываться.

Надорвется ли она, если съездит разочек?

Может, и надорвется.

Как-то вечером они садятся ужинать, и тут появляется горничная и кладет на стол перед Бертой сложенную записку. «Мадам», – шепчет она. Берта совсем было собралась отругать ее как следует, но записка слегка приоткрывается, становится видна подпись: «Доктор Фетчетт». Берта сует бумажку под фужер.

После ужина она запирается в своей гостиной.

«Дорогие мистер и миссис Мюллер!

Убедительно прошу вас срочно связаться со мной по телефону.

Всегда ваш,доктор Фетчетт».

Берта снимает трубку и просит соединить ее с Территауном, номер 4-8-0-5-8.

Фетчетт отвечает сразу же. Слышен какой-то шум.

– Говорит миссис Льюис Мюллер.

– Роды уже начались. Я подумал, вы захотите об этом узнать.

Берта проводит пальцем по витому телефонному шнуру.

– Миссис Мюллер!

– Я слушаю.

– Вы приедете?

Она смотрит на часы. Половина девятого вечера.

– А до утра она родит?

– Думаю, да.

– Тогда не приеду. – Берта вешает трубку.

На следующее утро она требует, чтобы ей собрали сумку для пикника. Они с Дэвидом на целый день отправляются в Центральный парк.

Вечером Льюис возвращается из Территауна. Вид у него такой, будто он всю дорогу шел пешком. Рубашка пропотела, галстука нет, запонки тоже потерялись. Он проходит к себе в апартаменты и запирает дверь.

– Что с отцом?

– Он плохо себя чувствует. Тебе понравилось, как мы провели сегодня день?

– Ага.

– Прости? Я не расслышала.

– Да.

– Что «да»?

– Да, матушка.

– Не стоит благодарности. Ну, кто тебя любит больше всех на свете?

– Ты, матушка.

– Правильно. Что ты собираешься делать после ужина?

– Я поиграю на скрипке.

– А еще?

– Еще почитаю.

– А еще?

– Послушаю, как играют «янки».

– Вот не помню, чтобы я утверждала этот пункт.

– Давай его утвердим, ну пожалуйста!

– Сначала скрипка.

– Хорошо, матушка. Я могу идти?

– Разумеется.

Он кладет салфетку на стол. Хороший мальчик.

– Матушка!

– Что, Дэвид?

– Можно я к отцу зайду?

– Не сегодня.

– Тогда передай ему, пожалуйста, что я желаю ему поскорее поправиться.

– Конечно, передам.

Он уходит, Берта тяжело опирается локтями на стол и трет виски. Горничная спрашивает, не желает ли хозяйка чего-нибудь еще.

– Нет, я пойду к мужу. Нас нельзя беспокоить ни при каких обстоятельствах. Вы поняли меня?

– Да, мэм.

Берта входит в лифт и готовится к битве.

Он приезжает в деревню в самую жару. Комаров полно, в воздухе застыл сладковатый запах навоза. Полуголые дети поливают друг друга водой. Шофер с трудом ведет машину по ухабам. Они сворачивают в проулок и подъезжают к дому, который они купили для дочери. Берта купила. Путь им преграждает изгородь и калитка. Надо встать, выйти из автомобиля, открыть ворота, пропустить машину внутрь, а потом снова их закрыть. Льюис велит шоферу оставить их открытыми. Пусть заходит кто хочет. Ему наплевать.

Льюис входит в дом. Его тошнит от страха и очень хочется, чтобы рядом была жена. Ту т все переоборудовали под операционную, повсюду простыни, бутылки с антисептиками и притирками. Почему так тихо? Никто не кричит. Когда родилась Руфь, она почти не издавала никаких звуков, и он всегда считал, это оттого, что она больна. А если и у нее родится такой же ребенок? Сколько еще ему предстоит вынести?

Доктор Фетчетт стал похож на ходячий труп. Все отлично, говорит он Льюису. Родился мальчик, пульс хороший, ровный. Мать чувствует себя гораздо лучше, чем многие здоровые женщины после таких испытаний. Здесь нужно прибраться, поэтому он переместил мать, ребенка и сиделку в соседний дом.

– Как она? Довольна?

Доктор задумчиво потирает щеку:

– Ну как тут скажешь?

Сначала Льюис идет посмотреть на малыша. Оказалось, он красный, сморщенный и туго спеленатый, на головке во все стороны торчат пучки темных волос. Совершенно обычный младенец.

И даже на Берту немного похож.

Доктор Фетчетт объясняет: да, действительно, у матерей, страдающих монголизмом, часто рождаются нормальные дети.

– Разумеется, пока мы не можем с уверенностью сказать, будут или нет у ребенка какие-нибудь проблемы со здоровьем. Я это говорю не для того, чтобы напугать вас, а просто чтобы вы были готовы к любым неожиданностям.

Льюис просит дать ему малыша. Ощущение такое, что держишь клочок бумаги.

– А почему он такой красный?

– Они все красные.