Гений

Льюис облегченно вздыхает. Здоров, здоров. Ребенок здоров! Он качает спящего малыша и постепенно начинает понимать, что эта его нормальность – худшее из проклятий. Ведь мальчик становится наследником, он ущемляет исключительные права Дэвида. Страшно представить себе, на что способна Берта в таких обстоятельствах.

Доктор спрашивает, приедет ли миссис Мюллер.

– Полагаю, нет.

Льюис лежит на полу гостиной, ждет, когда утихнет боль в спине, и смотрит на жену. Она нависает над ним, точно башня. Стоит в амбразуре между двумя креслами и ждет.

– Ребенок умер. Девочка тоже. При родах.

Через месяц Льюис говорит жене, что отправляется в деловую поездку, и возвращается в приют.

– Мне необходимо знать, как зовут отца.

Доктор Санта беспомощно оглядывается на адвоката в поисках поддержки.

– Я не сказал жене, куда еду. Вы могли бы хотя бы помочь мне дать малышу имя.

Секунду помедлив, Санта подходит к шкафу и достает оттуда папку. Он протягивает Льюису фотографию молодого человека. Копна темных волос, темные, бешеные глаза.

– Его фамилия Крейк.

Льюис изучает снимок, ищет сходство.

– Он ваш пациент?

– Да.

– На вид он нормальный.

– У него другие проблемы. Поведение. Одни неприятности с этим мальчиком.

Льюис кладет фотографию на стол. Наверное, как отец, он должен что-то чувствовать. Гнев или, может, отвращение. Ничего. Ему только немного любопытно.

– Как он познакомился с моей дочерью?

Доктор смущенно переминается с ноги на ногу.

– Трудно сказать. Вы же знаете, мы держим их раздельно. Иногда они встречаются – во время концертов в главном зале. По всей видимости, этой парочке удалось ускользнуть.

Льюис хмурится:

– Вы хотите сказать, что она пошла добровольно?

– Скорее всего, да. Она потом часто его звала.

Льюис молчит.

– Его больше нет с нами.

– Нет? – переспрашивает Льюис. – Он умер?

– Жив, но я велел перевести его.

– И где он теперь?

– В другом заведении, это недалеко от Рочестера.

– А он знает?

– Думаю, нет.

– Вы собираетесь ему сказать?

– Вообще-то, нет.

– Прошу вас, не надо ему ничего говорить.

Санта открывает дверь машины перед Льюисом и, заискивающе улыбаясь, произносит:

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я спрошу, как себя чувствует Руфь? Мы все ее очень любили.

– Прекрасно, просто прекрасно.

Доктор протягивает руку. Льюис ее не замечает.

Он нанимает трех служащих, во главе с сиделкой. Ее зовут Нэнси Грин, шотландка с лошадиной челюстью. Когда-то работала медсестрой в Заведении. Нэнси добра к Руфи, и к младенцу тоже. Льюис объясняет ей, как важно сохранить тайну, и она понимает его. Или ему это только кажется? От того, что о девочке узнают, добра не будет, говорит ей Льюис. И Нэнси соглашается с ним. Еще бы, он платит ей такие деньги.

1940 год. Началась мировая война. Дэвид учится на первом курсе университета. Берту снова избрали председателем женского клуба. Своим обязанностям она посвящает все больше и больше времени, едва дожидаясь момента, когда сын выходит из дома на Пятой авеню. Представительство во Франкфурте закрылось с тех пор, как немцы вошли в Польшу. Интересы корпорации Мюллеров смещаются из области международных финансов в область управления недвижимостью в Штатах. Льюис считает, что на этом поле стабильности будет больше. Чутье его не подводит: после войны ветераны возвращаются домой и требуют нового жилья. Но все это случится лишь через несколько лет, а пока Льюису приходится просто доверять своей интуиции.

Ноябрь выдался дождливым и холодным. К тому же налетает буря, самая страшная за последние десять лет, когда она отступает, Манхэттен пахнет дождевыми червями. Льюис сидит в своем кабинете на пятидесятом этаже небоскреба «Мюллер».

Мало кто знает его прямой номер. Телефон звонит. Льюис снимает трубку. Нэнси Грин.

– Сэр, она очень больна.

Он отменяет вечерние встречи и выезжает. Плохой знак: у ворот стоит заляпанный грязью автомобиль доктора Фетчетта.

– Я не могу справиться с лихорадкой. Ей нужно в больницу.

Несмотря на все их старания, через неделю Руфь умирает от тяжелой пневмонии. Доктор Фетчетт старается утешить Льюиса, говорит, что люди, страдающие монголизмом, вообще мало живут. Это чудо, что Руфь прожила так долго и так быстро и легко умерла.

Льюис хоронит ее во дворе дома. Священника звать не стали. Сиделки поют псалмы, миссис Грин присматривает за малышом.

Глава девятнадцатая

Несколько недель мы с Мэрилин не разговаривали. Я позвонил один раз, сразу после Нового года, и ее секретарь ответила, что Мэрилин уехала в Париж.

– И долго она там пробудет?

– Мне не велено вам говорить. Мне и про Париж-то говорить не велели, так что вы уж меня не выдавайте.