Мои сотрудники не знакомы друг с другом. Я не встречаюсь с ними в своём офисе. В моей памяти и моей записной книжке они фигурируют под номерами: "Номер такой-то, номер такой-то". Скажу вам больше: я и сам не стремлюсь узнать их, мне достаточно номеров" 161. Тут он слегка лукавил. Разумеется, он знал своих агентов. И не просто знал их имена (а не одни лишь номера), но и всю их подноготную – иначе вряд ли ему удалось бы их завербовать и убедить заниматься таким, в общем-то, не самым безопасным ремеслом, каким был (да и по сей день остался) частный сыск. Другое дело, что тайны своих агентов он хранил столь же строго, как и тайны клиентов – в том числе, весьма высокопоставленных.
161 Там же. P. 167. Пер. М. Бородкина.
Тем не менее, на стене его офиса, рядом с портретом Чарльза Филда, располагался портрет одного из его агентов – очаровательной молодой женщины, имя которой он унёс с собою. Интервьюеру он вскользь заметил, что красавица-агент– "самая очаровательная и виртуозная авантюристка, какую он когда-либо встречал"162. Невольно приходит на ум Ирен Адлер, восхитившая великого сыщика с Бейкер-стрит. Возможно, этой женщины уже не было в живых к моменту встречи Поллаки и Мюррея – потому её портрет сыщик более не прятал.
162 Там же. P. 167. Пер. М. Бородкина.
Ещё одной особенностью профессиональных принципов, которыми руководствовался Поллаки, было: никогда не брать на службу полицейских детективов –ни бывших, ни действующих. При том, что, как я уже говорил, он охотно сотрудничал с полицией. Он представлял Скотланд-Ярду свои услуги, но не просил и не принимал ответных.
Поллаки с гордостью заявлял:
"Мои люди – маленькие, незаметные, кажущиеся незначительными. Они могут неслышно идти за вами по пятам, и вы не заметите их. Потому-то мне и не нужны полицейские" 163.
163 Там же. Р. 165. Пер. М. Бородкина.
Несмотря на всю известность и популярность, Поллаки натурализовался в Великобритании лишь в 1914 году. 17 сентября 1914 года он принёс присягу в качестве британского подданного, о чём сохранился соответствующий документ. В графе "Происхождение" указано – Венгрия. В этом же документе приведён его последний адрес: Брайтон, Станфорд-авеню, 33.
К сожалению, финал жизни этого незаурядного человека был омрачён быстро развивавшейся душевной болезнью. Он замкнулся в своём доме, будучи уверенным, что его преследуют агенты германского правительства – видимо, сыграли свою роль воспоминания о революционных грехах молодости. Возможно, впрочем, дело было связано с более поздними событиями. Например, с прояснённой не до конца историей разоблачения "агента Шмидта", следившего за немецкими революционерами-эмигрантами. Из-за этой мании (предположим, что мании, хотя кто его знает?) Поллаки никому не открывал дверь, а по случайным посетителям без предупреждения открывал огонь из револьвера.
О встрече вот с таким, больным и не похожим на себя Игнациусом Поллаки, пишет всё тот же Фицрой Гарднер. Спустя тридцать лет после первой встречи Гарднер вновь обратился к Поллаки, отошедшему к тому времени от дел и поселившемуся в Брайтоне. Гарднеру понадобилась информация о некоторых польских и русских беженцах, которые могли быть опасными для общественного порядка в английской столице (и для государственной безопасности тоже). Но...
"Я не представлял, что он уже поражён тяжёлой формой психического заболевания. Он был одержим мыслью о том, что на него готовится покушение. Меня он не узнал и даже не вспомнил моего имени. Вместо того чтобы открыть дверь, он принялся угрожать мне револьвером. Мне пришлось вернуться в Лондон ни с чем..."164
164 Major Fitzroy Gardner. More Reminiscences of an Old Bohemian. London, John Murray, 192 (?). P. 191. Пер. Д. Клугера.
По словам Гарднера, Поллаки в течение нескольких последних лет жизни опасался мести со стороны некоторых преступников, которые с его помощью отправились на каторгу или в тюрьму. Он был уверен, что за ним охотятся. Нельзя сказать, что эти подозрения были всего лишь плодом болезненного состояния его психики. Воган Драйдон пишет: "С годами уголовный мир всё сильнее ненавидел Поллаки. Многие негодяи и авантюристы поклялись расправиться с ним. Большинство, правда, были слишком трусливы, чтобы попытаться открыто рассчитаться с детективом, но находились среди них и преисполненные решимости отомстить Поллаки. Сыщик держал при себе оружие и продолжал работать, но всё время помнил, что его преследуют. Дом Поллаки превратился в настоящую крепость, снабжённую многочисленными сигнальными устройствами" 165.
165 Drydon V. Pollaky: The Detective of Genius. A Sherlock Holmes in Real Life // Very Odd Fellows No. 1. The Argus (Melbourne), 09.01.1934. Пер. Д. Клугера.