Гений войны Суворов. «Наука побеждать»

Заканчивался ХVIII век. Суворов чувствовал рубежный смысл нового 1800 г.: именно его он считал первым для накатившего XIX столетия. К Новому году он написал императору: «Исчезает и истекает осьмнадесятое столетие, но блаженство обширнейшего царства, сооружённое отцем Отечества, гром побед оружия, подъятого им на поражение восставшея противу вселенныя гидры, сии, человечество милующие, подвиги, запечатлевшие конец прошедшего века превыше всех веков, торжествуют над тленностию быстротечного времени». Под старость лет течение времени и смена вех ощущается явственнее, как будто Суворов уже видел себя и свои деяния в зеркале истории. 14 января 1800 г. армия Суворова двумя колоннами двинулась из Богемии к границе Российской империи. Генералиссимус разделил армию на две колонны. Первая шла через Краков и Люблин к Брест-Литовскому, вторая – через Краков и Замостье к Владимир-Волынскому.

В Кракове, в феврале 1800-го, генералиссимус сдал командование армией генералу Розенбергу. Здесь, в старинной польской столице, под стенами замка, Суворову когда-то доводилось воевать. Нынче было не до сражений. Из Кракова Суворов писал Хвостову: «Кашель меня крушит, присмотр за мною двуличный… Как раб, умираю за Отечество и как космополит – за свет». Этот суворовский афоризм очень точно толкует В.С. Лопатин – лучший комментатор эпистолярного наследия генералиссимуса: «Как сын своей Родины – умираю за неё, как Человек (слово «космополит» в то время имело значение высокой гражданственности) – за весь мир». Уходил великий патриот, чьё значение вышло за пределы России, а судьба пересеклась с судьбами Европы. Рыцарь монархии, понятой в религиозном аспекте. Новатор и консерватор.Суворов возвращался в Россию. Только сейчас, когда долг перед Родиной был исполнен, тяготы последних походов дали о себе знать во весь голос. Старый генералиссимус заболел. Ему было не привыкать к недомоганиям, к горячке, которая сопровождала, кажется, все подвиги Суворова… Но на этот раз не было сил преодолевать болезнь. Медики были бессильны, Суворов, как и Потёмкин в предсмертные недели, уже составлял Канон Господу, готовился встретить смерть, рядом с которой всю жизнь ходил в боях. Суворов составлял Канон в феврале 1800 г. Вместе с XVIII веком завершался и суворовский земной век. Из памяти смертельно больного Суворова не исчезал покаянный Канон преподобного Андрея Критского, многие ирмосы которого на пороге смерти Александр Васильевич повторит слово в слово, а кое-что смиренно добавит от себя. Слова Канона выводила слабеющая, некогда крепкая, рука полководца: « Помилуй мя, Боже, помилуй мя! Виждь, Господи, смирение мое, виждь сокрушение сердца моего, у Тебе единаго очищение, у Тебе единаго избавление есть. Помилуй недостойное Твое создание и не допусти до пагубы душу мою». Увы, снова сказался и переменчивый характер императора: Павел сменил милость на гнев, поверил наветам царедворцев, и смерть Суворову пришлось встречать в опале.

Генералиссимуса уже невыносимо мучил кашель, на теле начинались нарывы. По обыкновению, Суворов лечился диетой, голоданием. Свою болезнь он называл древнегреческим словом – фликтеной. Так называют гнойный нарыв на коже. «Фликтена с кашлем», – говаривали о болезни Суворова. И это – при полном физическом и нервном истощении. Привычные народные методы не помогали.

Планировалась встреча в столице с императором – и Суворов спешил в Петербург, опережая движение армии. В Кобрине он сделал вынужденную остановку: ожесточилась болезнь. Впервые Суворов согласился некоторое время посвятить лечению. Суворов даже просил Хвостова прислать драгоценную аптечку – подарок императрицы Екатерины. Вообще-то Суворов не доверял «латинской медицине» и никогда не пользовался аптечкой, но в канун смерти пожелал видеть подарок государыни «для памяти». Он согласился принять врачей, их приехало несколько человек – из Бреста и Тересполя. Особенно Суворов доверился местному энтузиасту медицины Кернисону, для которого даже выпросил у Павла чин титулярного советника. При Суворове остались сын Аркадий и генерал Багратион. Павел оказал честь своему генералиссимусу: послал в Кобрин придворного медика И.И. Вейкарта. К середине марта болезнь отступила: казалось, что лечение пошло на пользу. Суворов продолжил следовать в Петербург, где ему готовили торжественную встречу. Предполагался истинный триумф с царскими военными почестями! Все граждане, включая самого государя, должны были выйти из экипажей, приветствуя Суворова.