Гений войны Суворов. «Наука побеждать»

Воля к жизни не оставляла Суворова – и он не сразу согласился исповедаться и причаститься святых тайн, он ещё надеялся победить болезнь, как побеждал любого противника на поле боя… Он до последних минут оставался в Петербурге, в доме Д.И. Хвостова на Крюковом канале. Прощаться с еще живым Суворовым приходили любимые соратники, ученики: Державин, Багратион… Сейчас полководец мог вспомнить свои слова, написанные когда-то в автобиографии: « Потомство мое прошу брать мой пример: всяко дело начинать благословением Божьим; до издыхания быть верным Государю и Отечеству; убегать роскоши, праздности, корыстолюбия и искать славу чрез истину и добродетель ».

Главные слова были излиты. Великие дела стояли за плечами героя. Временами Суворовым овладевала жажда жизни, жажда деятельности. Полководец не оставлял попыток побороть болезнь.

Во втором часу дня 6 мая 1800 г. сердце Суворова остановилось. Комнату обтянули чёрным, тело набальзамировали. Воинских почестей, равных императорским, не получит Суворов и после смерти. Его хоронили как фельдмаршала – не как генералиссимуса. Без гвардейских полков.

Похороны сперва назначили на 11 мая. Но Павел, боясь лишнего ажиотажа, неожиданно перенёс их на 12-е. Распорядителем похорон был новоявленный граф Сардинский Хвостов. Церемонии обошлись наследникам Суворова в значительную сумму: более 20 000 рублей. Никто не скупился, каждый чувствовал себя в долгу перед графом Рымникским и князем Италийским. Хоронили Суворова всем миром. Предназначение солдата шире сословных рамок. Когда при погребении катафалк не проходил в двери Благовещенской церкви Александро-Невской лавры, кто-то из несших гроб воинов воскликнул: «Вперед, ребята! Суворов везде проходил!» И катафалк прошел в двери.

Когда гроб с телом Суворова опускали под землю в Александро-Невской лавре, у Павла нашлись занятия поважнее: он принимал смотр кавалерии столичного гарнизона. Гвардии было приказано не участвовать в похоронах генералиссимуса. О кончине Суворова, в нарушение правил, не говорилось в приказе по армии и при пароле. На похоронах Павел не присутствовал. Вряд ли можно доверять воспоминаниям адмирала и академика Шишкова, который явно сложил идиллическую легенду, оправдывавшую монарха: «Сам Государь простым зрителем выехал верхом; и Сам при мне рассказывал, что лошадь Его окружена была народом, и две женщины, не приметя, кто на ней сидит, смотрели, облокотясь на его стремена». Зато духовенства было много. Павел позволил придворному хору певчих участвовать в службе. Многие запомнили, как звучал в тот день 90-й псалом на музыку Бортнянского. Пожалуй, это были первые похороны в истории Российской империи, которые всколыхнули народную душу, подняли подданных и граждан отдавать последний долг великому человеку. Сегодня принято говорить о национальной идее как о неком гомункулусе, который выводят в пробирках высоколобые политтехнологи. Те, у кого перехватывало дыхание на похоронах русского архистратига, чувствовали душой патриотическую идею Отчизны. После 1991-го у нас принято рассуждать о национальных героях – скорее всего, здесь налицо калька с американского выражения. Однако англо-американское national скорее идентично русскому слову народный . Только слово «народ» и производные от него не популярны у современной российской элиты: наверное, от него слишком пахнет классовыми боями. Но Суворов был истинным всенародным героем, и современный американский контекст для него тесноват.В страшные дни Ленинградской блокады, когда героические защитники города, советские люди, стояли насмерть, знаменитые монументы северной столицы были спасены от бомбежек. Их сняли с постаментов и закопали. Но полководцам не след бегать от опасности. И памятник Суворову остался на высоком постаменте, он гордо возвышался над площадью и смотрел в глаза врагу. Он не прятался от немецких бомб. И Ленинград выстоял, ибо говорил Суворов: « Тщетно двинется на Россию вся Европа: она найдёт там Фермопилы, Леонида и свой гроб ».

Поэты, художники, кинематографисты о Суворове