Генрих IV

В действительности выбирать было не из чего: не оставалось иного пути, кроме как договариваться с Майенном, также стремительно терявшим поддержку своих сторонников. Этот «союз отверженных» был последним шансом для них обоих. В ожидании открытия сессии Генеральных штатов в Париже, которую он обещал лигёрам на протяжении трех лет, Майенн вступил в переговоры с посланцами Генриха IV, в ходе которых выдвинул на первый взгляд совершенно неприемлемые требования, тем самым невольно обнаружив свои истинные намерения: добиться избрания себя королем Франции. Пойти на контакт с Беарнцем его подталкивали люди из ближайшего окружения, благоразумно опасавшиеся возрастания испанского влияния во Франции, хотя сам «толстый герцог» склонен был вести переговоры одновременно с Генрихом IV и с испанцами. Дюплесси-Морне от имени короля представил на рассмотрение Майенна меморандум, в котором был деликатно обойден молчанием вопрос о смене религии и делался главный упор на проблемы управления государством и регулярный созыв Генеральных штатов. Герцог долго тянул с ответом, а под конец выдвинул требования, превосходившие все самые худшие ожидания. Видимо, в тот момент он еще не терял надежды договориться с испанцами и потому предпочел стратегию затягивания переговоров с Генрихом.

Если бы принять все требования Майенна, то от Французского королевства не осталось бы ничего. Герцог, видимо, вспомнил последние предложения, в свое время сделанные ему Генрихом III, от которых он имел неосторожность отказаться. От Генриха IV он требовал теперь губернаторство в тринадцати провинциях для себя лично, для представителей своего семейства и руководителей Лиги, причем с правом передавать эту должность по наследству. Десять остальных губернаторств должны были достаться важным господам-католикам и принцам крови из окружения короля. Для себя он хотел еще должность генерального наместника королевства, шпагу коннетабля и пенсию в 300 тысяч ливров, для своих же друзей он потребовал уплаты их долгов, назначения пенсий и пожалования маршальских жезлов. Что же касается гугенотов, то требования в их отношении не могли быть более категоричными: их он соглашался терпеть только на основании временного, периодически возобновляемого эдикта, причем для них должны быть закрыты все должности в королевстве. Если бы принять эти требования, то, по остроумному замечанию современника, во Франции не было бы человека более ничтожного, чем король.

Когда 16 июня 1592 года Дюплесси-Морне, преодолевая чувство неловкости, представил ответ Майенна на рассмотрение в Королевский совет, поднялась буря возмущения. И все же с чего-то надо было начинать переговоры, к тому же для присутствующих не являлось секретом, что позиции «толстого герцога» день ото дня ослабевали и его чудовищные требования были не чем иным, как попыткой скрыть свою глубокую растерянность. Социальная база Майенна неумолимо сужалась; по существу, он представлял лишь аристократическую Лигу, которая пыталась выжить за счет мятежей в духе традиций прошлого века, по принципу: «Держаться как можно дольше и продать себя как можно дороже». Господ лигёров одолела ностальгия по временам феодальной вольницы. Даже в самом Париже, традиционном оплоте католического фундаментализма, все больше людей отворачивалось от экстремистов, чтобы примкнуть к некогда находившимся в изоляции «политикам». Парламент в полном составе, крупная буржуазия, значительная часть людей скромного достатка, страдавших от затянувшейся блокады, выступали за безотлагательные переговоры и мир. В доме бывшего купеческого старшины Клода д’Обре, стойкого роялиста, стали проходить собрания умеренных. Они внедрялись в руководящие структуры Лиги, даже в состав совета, и пытались наладить контакты с Генрихом IV.

Что же касается «Шестнадцати», то они, хотя и почуяли перемену ветра, по-прежнему были непоколебимы, уповая на террор. К Майенну они не питали ни малейшего доверия и руководствовались указаниями папского легата и испанского посла, напрямую ведя переговоры с Филиппом II. Гизам они давали понять, что юный герцог, сын убитого Генриха Гиза, после гибели отца оказавшийся в заключении, но сумевший бежать, мог бы носить корону Французского королевства. В своем же семействе отношение к маленькому герцогу было далеко не столь почтительным, чтобы не сказать ироническим. Вдовы обоих Меченых, Франсуа и Генриха, скорее были склонны поддержать Беарнца и даже будто бы прочили ему в супруги Луизу де Гиз, дочь Генриха Гиза, которая стала бы превосходной королевой Франции. Такой обходной путь к трону Французского королевства им казался более доступным.