Генрих IV

Несмотря на анафемы и оскорбления в адрес Генриха III, Лига не осмелилась распорядиться короной при его жизни. Когда тирана убили, трон стал вакантным, но католическая партия разделилась в выборе кандидата. Один человек мог бы получить все голоса, им был Меченый, Генрих Гиз. Какой козырь у них был против короля Наваррского! Глава дома Гизов, младшей ветви герцогов Лотарингских, кумир парижан, спаситель Франции! Он смог бы объединить все католические силы, выдворить своего соперника в его родной Беарн, наконец, получить инвеституру голосованием Генеральных Штатов, которые учли бы его происхождение от Каролингов. Бурбоны никогда бы не взошли на трон, и король Генрих IV был бы Генрихом IV Гизом, основателем новой династии. Но мечтать никому не возбраняется. Ситуация августа 1589 года была совершенно иной. Меченый погиб полгода тому назад. Его смерть была самой большой услугой, которую оказал своему зятю Генрих III. {323}

Противостояние

В рядах Лиги гибель Меченого оставила огромную пустоту. Большинство хотело стать под знамена нового короля, несмотря на демократические настроения парижских комитетов. Но какого? Два человека могли претендовать на единодушное избрание как главы своих семей, но они сидели в тюрьме у Беарнца. У Бурбонов — кардинал, у Гизов — юный герцог Карл. Старик и ребенок. Следовательно, о них нечего и думать.

Герцог Савойский, сын одной из принцесс Валуа, предложил свою кандидатуру, но захват им французской территории, маркизата Салюс, задел национальные чувства. Филипп II несколько месяцев тому назад велел своим правоведам изучить права своей дочери, инфанты Изабеллы. Будучи старшей из внучек Генриха II, не имеет ли она преимущества над всеми наследниками покойного короля? Ответ был утвердительным при условии, что будет доказана неправомерность Салического закона. Испанские юристы, как бы они ни хотели угодить своему королю, не осмелились на это решиться. Если признать его неправомочным, придется оспорить законность всех королей после Филиппа V Длинного. Но тогда инфанта не имеет никаких прав! Согласится ли папа подвергнуть сомнению три века истории Франции?

Но был человек, обладающий реальной властью после расправы в Блуа, Карл Лотарингский, герцог Майенн, младший брат покойного Генриха Гиза. Правда, легитимность его положения вызывала {324} сомнения. Парижские лигисты недавно назначили его наместником. Но было не совсем понятно, замещал ли он старого кардинала Бурбонского или своего племянника Карла Гиза.

Воззвание от 5 августа пытается прояснить положение: «Эдикт и призыв монсеньора герцога Майенна и совета Святой Лиги к объединению всех истинных французских христиан для защиты католической апостольской римской церкви и королевского государства». Показательно, что слово «государство» выбрано, чтобы заполнить конституционный вакуум. Право наследования перешло к кардиналу Бурбонскому, старому, больному и томящемуся в неволе прелату, безобиднейшему человеку. Каким бы теоретическим ни было его признание, оно не нарушало Салического закона. Ни тебе династической революции, ни выборов. А пока Майенн мог проводить свою политику «в ожидании освобождения и присутствия короля, нашего повелителя». Вся семья Гиза мобилизовала свои силы. Его сестра, герцогиня де Монпансье, разъезжала в карете по улицам Парижа, крича в окошко дверцы: «Хорошие новости, друзья, тиран мертв, во Франции больше нет Генриха Валуа». Его мать, мадам де Немур, презрев религиозные обычаи, взошла на ступени главного алтаря церкви монастыря кордельеров, чтобы выступить перед толпой. Майенн со своей стороны умолял Филиппа II о помощи и оповестил все города о своем новом звании. Всем наместникам провинций предлагалось повиноваться верховному наместнику и идти на еретиков.

Памфлетисты и проповедники ожесточеннее, чем когда-либо, нападали на Наваррца. Все средства были хороши, чтобы «сорвать с него маску», — подложные {325} письма, лживые слухи. Народ верил всем этим сочиненным ужасам, но в рядах Лиги было мало преданного дворянства. Очень немногие дворяне примкнули к Лиге 2 августа, кроме Витри, они не принадлежали к высшей знати, большинство же перешло на сторону Генриха IV. Генрих IV стимулировал верность присоединившихся. Именно присутствие людей «благородного происхождения» могло укрепить его положение, и списки примкнувших были лучшей из агитаций. Поэтому он проявлял к ним заботу, льстя одним, по-дружески обходясь с другими, сглаживая возникающие конфликты. Мало кто умел так, как Генрих, использовать все ветры, чтобы надуть паруса.