Генрих IV

Верный своей клятве, Генрих распорядился начать посмертный судебный процесс над Жаком Клеманом, чтобы отомстить за смерть своего предшественника. Среди 400 пленных парижан, которых он таскал за собой после неудавшейся осады, находился приор доминиканцев. Отец Бургуен, вероятно, подстрекал монаха к цареубийству, во всяком случае он произнес с амвона похвальное слово в его честь после покушения в Сен-Клу. Доминиканец был приговорен к смертной казни, четвертован, тело его было сожжено, а прах развеян по ветру. Возмездие должно быть устрашающим, ибо Генриха повсюду окружали враги. Даже в роялистском Туре, два месяца без малого тому назад был раскрыт заговор. Бывший губернатор города дю Вержье замыслил поднять народ, схватить роялистских вождей и открыть ворота лигистским войскам маршала Ла Шатра.

Трудно переоценить опасность заговора. Он поставил бы под угрозу существование правительства, которое находилось в Туре со 2 августа. Король продолжал вести кочевую жизнь и не мог подвергать своих советников превратностям войны. Наряду с Парламентом и Счетной палатой, в Туре заседал Королевский совет, представляющий административную власть во время смут. Он заседал под председательством двух прелатов, кардинала Вандома и кардинала Ленонкура. Первому, кузену Генриха IV, была доверена государственная печать королевства. Для текущих дел и исполнения своих поручений Генрих IV сохранил штат государственных секретарей своего предшественника. Финансами продолжал заправлять маркиз д'О. Тур был также центром роялистской {338} агитации: печатных изданий и гравюр, распространяемых по всей Франции.

Новости из Франции были разными. Лига прочно укрепилась в некоторых регионах, остальные поддались роялистской пропаганде. Конечно, определяющей была позиция наместников. Наместники Берри, Бурбонне, Ла Марша и Лимузена стали на сторону Генриха IV. Парламент Ренна перешел в лагерь роялистов, вопреки экстремистской позиции губернатора Меркера, а может быть, именно из-за нее, так как его в городе недолюбливали. Парламент Бордо все еще колебался. Парламент Гренобля оставался лигистским, но тем не менее отверг притязания на корону герцога Савойского. В других местах ситуация была неясной, например, в Провансе. В Лангедоке Монморанси поддерживал Генриха IV, но тулузский парламент упорно его не признавал. В Санлисе был раскрыт заговор ремесленников против роялистов. Итог первых месяцев царствования был неутешительным.

В этих неблагоприятных условиях не могло быть и речи о созыве Генеральных Штатов. Для достижения победы оставалось только завоевывать популярность крупными военными действиями, активизировать обработку общественного мнения и искать дополнительную помощь как у дворянства, так и у иностранных друзей. Уладив несколько неотложных дел, король снова отправился на войну. Турская пауза длилась одну неделю.

Поскольку бассейн Сены оставался ненадежным, если не полностью враждебным, Генрих выбрал для своей стратегической базы долину Луары. 2 декабря он взял Ле Ман, 10 октября распахнул свои ворота {339} Лаваль. Лавальское духовенство, как и турское, устроило королю овацию. Это доказывало, что присоединение духовенства нарастало при содействии двух кардиналов из Королевского совета. Король был вознагражден за свои усилия вести политику терпимости и всепрощения. Он приказал также уважать католическую религию, охранять жизнь и собственность служителей церкви и вернул епископские престолы умеренным прелатам, которые были изгнаны лигистами. Эту политику он вел почти в одиночестве и вопреки неодобрению гугенотов из своего окружения. Их упреки его тяготили, и он в ноябре признался в этом Морнею, одному из немногих, кто был в этом вопросе с Генрихом солидарен. А недовольство уже давало о себе знать.

В Сен-Жан-д'Анжели протестантское собрание прислушалось к голосам сепаратистов. Под предлогом «неуверенности в крепости моей веры» (это слова Генриха) оно решило выбрать нового покровителя Протестантской церкви. Для Генриха было бы крайне опасно, если б гугеноты ушли с его службы, оставив его наедине с новым окружением. Все гугеноты Франции пристально следили за его действиями. Их можно понять: ведь никогда его положение не было столь двусмысленным. Хоть он и присутствовал на причащениях и проповедях, все знали, что он пообещал созвать собор и выслушать наставления католических богословов. А это уже попахивало отречением от протестантства. Только война могла на время заставить гугенотов забыть об этой неопределенности во имя борьбы с общим врагом, но даже самые истовые французские кальвинисты понимали, что эта война не принесет им никакой выгоды. Впрочем, {340} к кому им было примкнуть в 1590 г.? Создание третьей силы было нереальным, так как нельзя было рассчитывать на то, что все старые боевые товарищи отступятся от короля.