Генрих IV

Опасаясь возвращения Майенна, Морней распорядился ввезти в Тур запасы пороха. Король Наваррский отправился в Блуа, где на него нахлынули воспоминания: «Душа моя, я пишу вам из Блуа, где пять месяцев тому назад меня клеймили как еретика и считали недостойным наследовать корону, сейчас же я стал ее основной опорой. Чудны дела Господа в отношении тех, кто всегда в Него верил» (18 мая). Хотя Коризанда в это время еще получала содержание {304} от Беарнца, ее уже не трогали ни его величие, ни его планы, ни его уверения в любви. В тот миг, когда он достиг удела, о котором она для него мечтала, их духовный союз был всего лишь далеким воспоминанием. Из Блуа Генрих уехал в Божанси. 25 мая он взял Шатоден и вернулся в Тур утешить короля, который перенес один за одним два мучительных удара по самолюбию. Считая, что получит поддержку Пуатье, он 17 мая появился у города, который тут же закрыл перед ним ворота. Но особенно неприятным было известие, что папа отлучил его от церкви. Сикст V не простил ему убийства кардинала римской церкви. Генрих Наваррский хотел поддержать этого потрясенного человека: «Мой государь, клянусь Богом, что я не любил бы своего брата больше, чем вас». Нужно было также убедить его не растрачивать даром усилия, а именно не идти в Бретань, где был недавно разбит граф де Суассон. Король должен оставаться единственным главнокомандующим, и есть только одна цель, достойная его, — столица. «Чтобы вернуть себе королевство, вам нужно всего лишь пройти по мостам Парижа».

Генрих III послушался его совета. Две объединенные армии двинулись на Север, и путь их был увенчан победами. Они взяли Жаржо, Питивье, потом Этамп, где король приказал повесить как мятежников губернатора, офицеров и членов городского совета. Два Генриха вошли в город 15 июля и оттуда направились в Арпажон. Беарнец не сдерживал своего ликования: «Мы скоро увидим колокольни Собора Парижской Богоматери», — писал он Коризанде. Он помчался на коне в Гренелль, чтобы издалека увидеть город и убедиться, что цель близка. Потом {305} он присоединился к армии, которая свернула на Запад, пройдя через Понтуаз, Л'Иль-Адан, Бомон и Пуасси, где была назначена встреча всех вооруженных сил. Два короля произвели смотр 30000 солдат, в состав которых входили 5000-6000 воинов из старой гугенотской гвардии, 10000 швейцарцев, 1500 рейтаров и 2000 ландскнехтов, набранных в Германии и отданных под командование двух командиров, одного гугенота и одного католика, Ла Ну и герцога Лонгвилля. Там собралось все дворянство Пикардии, известное своей доблестью, а также дворянство Нормандии. И, наконец, королевские войска, которые привел герцог д'Эпернон. Это была самая большая армия с начала смуты.

На военном совете, несмотря на возражения королевских полководцев, Генрих настоял на своем решении немедленно осадить Париж. По словам Морнея, он сделал это, употребив крепкие слова: «На что это похоже, мы пришли поиметь эту прекрасную столицу и не решаемся положить руку на ее титьки». 30 июня были захвачены мост и городок Сен-Клу, и Генрих III обосновался в замке епископа Парижского, Пьера Гонди. Беарнец во главе авангарда продолжал обходной маневр с юга, захватив Медон и все деревни до Вожирара. Подстрекаемые проповедниками, парижане ожесточенно защищались, они знали, что им нечего ждать пощады от Генриха III, которого они унизили и изгнали. С наступлением темноты они увидели с крепостных стен огни бивуаков, и поняли, что штурм города не за горами.

Гугеноты гордо гарцевали под свист пуль. Генрих отдавал последние приказы, когда из Сен-Клу во весь опор примчался гонец, дворянин по фамилии {306} Вантажу. Он прошептал Беарнцу несколько слов. Рони сразу же был посвящен в тайну: «Друг мой, король ранен кинжалом в живот. Следуйте за мной». Оба спешно отбыли с 25 дворянами. Это случилось 1 августа 1589 года. Генриху III утром доложили, что доминиканский монах Жак Клеман привез ему письмо из Парижа от первого президента Парламента Арле, которого парижане взяли под стражу, и хотя король еще не закончил одеваться, он приказал монаха впустить. Гонец приблизился и нанес ему удар кинжалом в нижнюю часть живота. Раненый позвал на помощь, тогда как монашек остался стоять скрестив руки. Его тут же убили и труп выбросили через окно во двор замка.