Читаем Геракл полностью

Алкмена, тихонько оглянувшись на спящего мужа, выскользнула из постели. Амфитрион, с тех пор, как царственные заботы думами легли на его чело, сильно уставал, проваливался в сон, как в пропасть. Алкмена с умилением глядела на спящего, всем сердцем разделяя суровые мысли, и во сне не покидавшие Амфитриона. Женщина провела ладонью по лицу супруга. От неожиданной ласки лицо просветлело, морщины разгладились. Легкая улыбка чуть приподняла уголки губ Амфитриона. Царица поцеловала висок супруга. Рядом зашевелился, просыпаясь, Алкид.

Алкмена протянула руки с сыну, беря мальчика к себе. Алкид круглыми со сна глазами таращился на мать, ручонками цепляясь за распущенные локоны Алкмены.

— Ну-ну, разбойник, — с тихим смехом высвободила царица пряди из цепких ручек сына, вновь укладывая малыша рядом с братом. Щит, в котором Алкмена устроила малышам колыбель, качнулся. Царица задумалась над тем, как быстро и споро подрастает ее первенец. Было что-то пугающее в его необычной для младенца силе, когда братья возясь, играли друг с другом на белой курчавой шкуре. Ификл уступал брату и в ловкости, и в сноровке. Не раз Алкмена бросалась на плач малыша, когда Алкид лишь, забывшись, легонько пихал брата, а тот отлетал, ударяясь о стену.

Сон бежал от царицы. Алкмена вышла на балкон, любуясь спокойной ночью. Спал супруг. Спали служанки и воины царя. Уснул, запустив пальчики в густую баранью шерсть подстилки, Алкид.

Вдруг до царицы донесся невнятный шепот, и в переднем коридоре зажгли светильник. Тут же каменные плиты донесли еле различимый шорох, словно по полу тащили что-то длинное и скользкое. Свет приблизился к царским покоям. Алкмена встрепенулась, тщетно пытаясь разглядеть что-то, что, несомненно, приближалось.

Однако коридор был пуст. «Почудилось!» — облегченно вздохнула женщина, но сердце по-прежнему сжималось, с силой выталкивая пульсирующую кровь. Свет из желтого становился зеленоватым, заливая залу и коридоры. Алкмена прижалась спиной к балконной ограде. Теперь она узнала шепот, принятый вначале за человеческую речь. Глаза царицы округлились, легкий спазм сжал горло, не пропуская крик о помощи. Алкмена в зеленоватом свечении узрела двух гигантских змей, что с шипением скользили по каменным плитам террасы. Вот они миновали коридор и, раскачиваясь и двигая жалами, изогнулись над щитом Амфитриона, в котором беззаботно спали близнецы.

Сила, более действенная, чем страх, сковала беспомощную Алкмену. Ей оставалось лишь с ужасом следить, как твари перевесились через край колыбели и скользнули к младенцам.

Внезапно проснулся и, испугавшись, заплакал Ификл. Но сон, насланный Герой на дворец, сковал его обитателей подобно смерти. Алкмена пошатнулась, теряя сознание: одна из змей обхватила тельце Ификла тугими кольцами и с силой вышвырнула малыша из колыбели. Щит, толщиной в мужскую руку, качнувшись под тяжестью змей, задел стену. Звон металла о камень разбудил Алкида. Малыш, открыв глаза, с удивлением уставился на неведомых животных.

Алкмена, припоминая время от времени встречу со змеей на горной тропе, отдала нерушимый приказ: слуга, не заметивший в саду змеиное гнездо, будет до смерти забит камнями. И слуги, напуганные повелением царицы, уничтожали даже безобидных ужей, что вечерами выползали из топких болот, привлеченные теплом человеческого жилья и запахом подогретого козьего молока.

Между тем змеи, свернувшись друг с другом жгутом, медленно обвивали тело ребенка, виток за витком охватывая члены младенца и усиливая захват. Прикосновение холодной и слизкой кожи пресмыкающихся Алкиду пришлось не по нраву. Мальчик попытался, ухвативши змею за хвост, оторвать тварь от себя, но это привело к тому, что змеи лишь сильнее сжали Алкида, подбираясь к горлу.

Гера, обернувшись ночным мотыльком, порхала вокруг светильника, наблюдая за мучительной гибелью того, кто стал причиной разлада между Герой и Зевсом. Богиня не могла простить малышу, что божественный супруг, помня провинность Геры, почти совсем стал сторониться ложа супруги. Гера чувствовала, что, повинись она, дай клятву не становиться на пути Алкмены и ее сыновей, Зевс оттает. Но понимала, что падает в пропасть. Чем сильнее богине хотелось попросить прощения, тем более злые мысли овладевали ее думами. Наконец, не выдержав, Гера решилась уничтожить сына Зевса: тогда не будет причины разлада.

Почти год тешился Зевс, любуясь, как быстро растет и крепнет его сын — около года зрела и крепла отчаянная злость богини. Фионил со страхом видел, как чахнет и с каждым днем тает Гера. Целыми днями в одиночестве богиня плавала в излюбленной бухте, так поразившей Фионила когда-то. Гера плавала до изнеможения, пока уставшие руки отказывались служить. Потом, обнаженная, бросалась на песок.

Белое тело, не поддающееся загару, с золотистыми крапинками веснушек, распростертое на песке, сжимало сердце раба болью и горечью.

Не раз в мыслях он кричал, обращаясь к богине:

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Попаданцы / Документальное / Криминальный детектив / Публицистика
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука