Геракл

Когда лев перестал подавать признаки жизни, Геракл кресалом высек искру и поджег пук сухого мха, содранного с коры хвойного дерева. Мох загорелся, распространяя зловоние и испуская белые густые клубы дыма. Геракл снова и снова сдирал мох, пока дымный ветер не застлал все округу. Опьяневшие осы мириадами падали на землю, где, одурманенные и сонные, беспомощно перебирали лапками, не в силах подняться в воздух.

Когда Геракл пнул хищника в бок, лев попытался открыть глаза. Зверь тяжело дышал, и воздух со свистом чуть проходил сквозь легкие. Геракл без опаски приблизился к распростертому зверю. Двумя руками вцепился в пасть и, напрягая мускулы, разорвал пасть льва. Хлынула густая багровая кровь. Глаза покрылись поволокой. Предсмертная судорога волной прошлась по хребту зверя — гроза Немейского леса погиб.

О насмешливая судьба! Ты даешь власть сильному для того, чтобы слабые смогли доказать свое превосходство?

Поднять, а тем более, утащить гигантскую тушу было не под силу Гераклу. Но жаль было оставлять такую прекрасную добычу. Геракл, вооружившись ножом, принялся снимать со зверя шкуру. Труд был непривычный и трудоемкий: Геракл провозился до темноты, время от времени кидая взгляд на пещеру. Там, испуганная неподвижностью самца и запахом его крови, сверкала очами львица. Ее глупые детеныши хрипло мяукали и жались к теплому материнскому боку.

Наконец Геракл снял шкуру, с ног до головы перемазавшись в крови. Его собственные раны оказались несмертельны: Геракл отделался парочкой сломанных ребер, да саднившей щекой с сорванной кожей.

Путь обратно из чащи занял остаток ночи. Солнце лишь раздумывало, стоит ли подниматься над горизонтом, когда жители Немей были поражены громовым рыком, подхватившим их с ложа.

-- Лев! Лев вернулся! — в ужасе кричали жители.

Да хватит вам! — Геракл, надурачившись, откинул голову мертвого льва, скрывавшую его собственное лицо. Огромная шкура полностью покрывала плечи юноши, а песочный хвост хищника, украшенный на конце кисточкой, волочился по дорожной пыли.

Герой искренне веселился, глядя на потрясенные лица омороченных крестьян.

Как же тебе, о охотник, удалось справиться с эдаким чудовищем? — спрашивали жители, с опаской подходя даже к мертвому зверю.

Самые смелые даже осмеливались заглядывать льву в пасть, ощупывая огромные клыки.

Голыми руками! — отрезал Геракл на расспросы, не вдаваясь в подробности.

Быстро несется ветер. Споро шагает Геракл по дороге в Микены. Но еще быстрее несется впереди героя весть о его удивительной победе.

Разозлился царь Эврисфей. Дрожит от злости и ярости, забившись в темный угол дворца: не удалась его проделка, не посрамил великого Зевса его сын Геракл.

Гордится добычей герой — не может простить обиды Эврисфей. Геракл добровольно предложил царю свой трофей.

Зачем мне сдалась дохлая кошка? — получил Геракл ответ.

На нет и суда нет. Набросил шкуру на плечи герой: надежной защитой от любого оружия стала шкура. Ни меч, ни копье, ни стрела не опасны отныне Гераклу. В жаркое лето — защита от солнца. Студеной зимой — спасение от холода и лютого ветра.

Доволен Геракл. Похваляется среди приятелей и друзей:

— Если из каждого похода, куда направит меня Эврисфей, буду я возвращаться с подобной добычей, не одиннадцать, а сто одиннадцать раз я пойду по его повелению!

Эти слова не могли не достигнуть ушей царя. Он решился погубить героя во что бы то ни стало.

Случая долго ждать не пришлось.

ВТОРОЙ подвиг

Геракл и Лернейская гидра

Глубоко под землей, там, где царит вечный мрак, зародился в каменистой породе чистый источник. Зародился и решил направиться на свободу, туда, где ласково светит солнце и синеет небо. Долго и мучительно пробивался родник, выискивая каждую трещинку, неустойчивый камешек, песок, вкрапившийся в камень.

Но в темноте, вгрызаясь в гранит, родник мечтал о прозрачном воздухе и море света, и тоненькая прозрачная ниточка терпеливо продвигалась к поверхности. Настал день — на пути родничка все чаще стали попадаться земляные черви и спутанные переплетения древесных корней. Потом — какие-то странные тонкие волоконца, доселе родничку не встречавшиеся, в великом множестве тянущие из земли влагу. То были корешки трав. Еще усилие — и родничок с удивлением увидел опрокинутую вверх дном чащу. Вначале он не узнал неба, но золотое сияние, льющее теплую благодать, родничок принял и признал сразу. Обрадованный, он растекся в томной истоме и блаженствуя на солнце. Теперь, когда цель была достигнута, не хотелось двигаться, думать, шевелиться. Родничок растекся лужицей в низине и притих. Лужица мутнела, ширилась. Вода без движения застаивалась, зарастала жесткой травой с волокнистыми стеблями. Среди зарослей в стоячей воде плодились лягушки, по вечерам устраивая на берегу дикий концерт

А люди недовольно бурчали:

И откуда взялось это проклятое болото?!