Что ж, в этом образе, понятном и мудрецу, и ребенку, угадывается великий смысл...
Мы спросили отца Евлогия и о конце света, о чем тогда много писали некоторые газеты и даже называли точные даты
«Можно быть мертвым и живя, — говорил о. Евлогий. — И такой человек уже ничего не боится. — И добавлял: — Спасение — в свете. Когда душа приобщается к добру».
Для меня как-то по-новому вдруг открылся смысл «мертвых душ», общежитейского термина, введенного Николаем Васильевичем Гоголем. Или, помните, у Блока: мертвец среди живых. Вот такие, например, строки: «Как тяжело ходить среди людей и притворяться непогибшим». Вспомнилась и недавно пережитая нами всеми эпоха брежневщины, когда тупое единомыслие и освещение лишь результатов материально-хозяйственной деятельности (бездарной!) делали многих и многих обездушенными, омертвелыми. Для скольких же тогда был «конец света»?
Мы попросили отца Евлогия растолковать библейское выражение —
С отцом Евлогием, мы чувствовали, можно беседовать часами, постигая в тихой радости притаенные стороны и закоулки человеческой души. Он сравнительно молод, лет пятидесяти, полон сил и энергии. И мудр — в той области познания и духовных постижений, которая, как мы заново осознали, касается каждого человека. Будь он на самом верху или в самом низу, богат или беден, — каждого!
Монашеское праведничество, замечу, требует целожизненного подвига, причем не «во имя свое, а во имя Истины». Праведники никогда не покидали Русскую землю, и в этом, между прочим, вековая особенность русских в отличие от народов Западной Европы, да и наших прибалтов. Не рыцарство отличает русского человека, а подвижничество. Подвижничество, обусловленное Высшей Правдой и зиждимое на патриотизме. Подвижничество, не исключающее героических поступков.
На прощание наместник Оптиной Пустыни архимандрит Евлогий (Смирнов) сказал: «Все наши помыслы, помыслы людей верующих, проникнуты глубокой заботой о грядущем облике Отечества».
6. Выстоял посреди России
Из Оптиной Пустыни мы отправились в Белёв и дальше — в Болхов, Орел. По «Атласу автомобильных дорог» все выглядело убедительно. К тому же и собственные представления не внушали сомнений: все-таки исторический центр России, где веками складывались пути-дороги, именуемые
При пересечении оптинского асфальта с козельским трактом стоял внушительный международный знак — тоже новенький! Точь-в-точь такой, какой был бы, скажем, в Италии, или там на Британских островах, или в тех же Соединенных Штатах, да где угодно — синего цвета в белой обводке с белыми же письменами: «Белёв, 47 км». Очень достойно выглядел — обнадеживал, убеждал.
В самом деле, чего тревожиться? — подумали мы. Разве не миллиарды вложены в подъем так называемого Нечерноземья? И всегда ведь подчеркивалось, мол, в первую очередь на строительство дорог. Думалось: наконец-то вот и Россия дождалась; пронесемся с ветерком менее чем за час...