Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Остальные офицеры начали поддерживать Лютцова, но Геринг почти сразу же оборвал их: «Господа, ваша наглость превзошла допустимые пределы. Уж не хотите ли вы учить меня, как командовать люфтваффе? Вы постоянно повторяете одно и то же, хотя я вам уже сказал, что можно сделать, а чего я делать не буду. Вы хотите получить Ме-262, но вы их не получите, потому что я даю этот самолет тем, кто умеет на нем летать, а именно летчикам бомбардировочной авиации!»

Тут Геринг упомянул генерала Галланда, «которому был необходим отдых», и это заставило Лютцова вскочить. «Господин рейхсмаршал…» – начал он. Но Геринг жестко прервал его: «Сейчас говорю я, Лютцов, говорю я! Могу вам сказать, что именно я думаю об этом деле! Это предательство, господа, это бунт! Ужасно, что вы устраиваете заговор за моей спиной. […] Мне придется принять все необходимые меры. […] Вы требуете, чтобы я поменял своих сотрудников, и смеете меня критиковать? Вместо того чтобы просиживать над планами заговора, вам следовало бы находиться в ваших частях и бороться с противником. […] Чего вы хотите добиться, Лютцов, вы хотите от меня избавиться? […] Странные у вас понятия о воинском долге…»

Полковник Штейнхоф так описал завершение этой встречи: «Положив пухлые ладони на стол, Геринг оттолкнул стул и поднялся. Лицо его было ярко-красным. “Лютцов, вы… вы… Да я вас расстреляю!”».

Разумеется, ничего подобного Геринг не сделал[594], но Лютцов был отправлен на Итальянский фронт, другие участники «мятежа истребителей» вернулись в свои части, а Галланд, которого посчитали зачинщиком «бунта», оказался под домашним арестом, и ему было запрещено возвращаться в Берлин. Он так прокомментировал это взыскание, которое, впрочем, полностью проигнорировал: «Намерение сделать меня публично козлом отпущения могло быть объяснено тем отчаянным положением, в каком в то время оказались люфтваффе вообще и Геринг в частности». Но лекарство от болезни оказалось слишком сильным: Шпеер, Мильх, фон Белов, Коллер и фон Грейм немедленно выступили в защиту одного из непревзойденных асов истребительной авиации. И у них были средства довести свое мнение до самых верхов[595]

. Обеспокоенный этой ситуацией, Гитлер приказал «немедленно прекратить этот идиотизм», и Герингу пришлось дать задний ход. А Галланд получил разрешение сформировать эскадрилью, вооруженную исключительно реактивными самолетами Ме-262. Имея возможность самостоятельно набирать летчиков, он даже не подчинялся полковнику Гордону Голлобу, назначенному 1 февраля инспектором дневной авиации. Для Галланда это был триумф, и он быстро забрал к себе всех «мятежников», сформировав элитное 44-е истребительное соединение. А для Геринга это стало большим унижением, поскольку фюрер опять выразил несогласие с его решением…[596]

Однако не следует преувеличивать степень немилости Гитлера к рейхсмаршалу в то время: стенографический отчет об оперативном совещании, которое состоялось 27 января 1945 года, показывает, что фюрер все еще прислушивался к Герингу и что тот долго выступал по всем вопросам, начиная со способностей генерала Штудента и заканчивая званиями офицеров «фольксштурма»[597]. Некоторые другие его высказывания о продвижении Красной армии даже говорят о наличии некоторого согласия между фюрером и его старым товарищем. Судите сами.

«Гитлер: Думаете ли вы, что англичан очень радует это продвижение русских?

Геринг: Они явно не предполагали, что мы задержим их наступление, а русские захватят всю Германию. Если все так и будет продолжаться, через несколько дней мы получим соответствующую телеграмму.

Гитлер:

Тут явно не обошлось без Национального комитета[598], этого сборища предателей. Если русские действительно объявят о формировании национального правительства Германии, англичане испугаются не на шутку. […] Я распорядился, чтобы к ним попал доклад о том, что русские формируют армию численностью 200 000 человек с немецкими офицерами. Там говорится, что все эти солдаты полностью заражены коммунистической идеологией и что они затем будут переброшены в Германию. […] Это станет для англичан иголкой, воткнутой в тело.

Геринг: Они вступили в войну, чтобы помешать нам пойти на Восток, а не для того, чтобы Восток не дошел до Атлантики.

Гитлер: Вот именно. Но тут есть нечто ненормальное. Английские газеты уже с горечью задаются вопросом: “Для чего же, в итоге, была нужна эта война?”».