Германская история: через тернии двух тысячелетий

Самым крупным представителем камералистики являлся Иоганн Генрих Юсти (1720–1771). Этот сын тюрингского пастора прошел довольно извилистый жизненный путь. С 1750 г. он преподавал риторику и камералистику в венской рыцарской академии «Терезианум», с 1755 г. — политэкономию в Гёттингенском университете. Затем Юсти несколько лет работал колониальным инспектором в Копенгагене, а в 1762 г. был приглашен в Пруссию на должность главного смотрителя горнорудной промышленности. В его произведениях дано систематическое изложение принципов общего внутригосударственного управления.

Во взглядах Юсти соединялись лютеранские и просветительские представления. Он считал, что целью государства является всеобщее благоденствие, во имя достижения которого должны трудиться как государи, так и все их подданные. Государственная администрация путем проведения активной хозяйственной политики должна стремиться к установлению гармонии между благосостоянием отдельного человека и всего общества. Необходимо всячески поощрять рост населения и создание мануфактур, однако торговля по мере возможности должна оставаться вне сферы государственного контроля. В 1761 г. Юсти опубликовал получившее широкую известность сочинение «О крепостничестве и барщине», где ратовал за отмену того и другого в интересах успешного развития сельского хозяйства.

Немецкая камералистика в гораздо большей степени, чем западноевропейский меркантилизм, придавала значение увеличению населения. Это являлось следствием осмысления факта ужасающих людских потерь в Тридцатилетней войне, а также выражением фискальной ориентации экономического учения, в соответствии с которой рост благосостояния признается возможным лишь на основе усердного труда отдельных людей и расширения деятельности государства, в то время как значение внешней торговли отходит на второй план.

Поскольку немецкие государства оставались аграрными, основной интерес камералистов вызывало сельское хозяйство и положение крестьянства. Но как раз в этом вопросе их предложения не выходили за пределы государственных доменов. Более существенных результатов достигли камералисты в отношении промыслового сектора. Так, в некоторых регионах были отменены цеховые ограничения на количество производимой продукции, расширилась система надомничества, создавались новые мануфактуры. В своем политическом завещании 1722 г. прусский король Фридрих Вильгельм I, обращаясь к «любимому преемнику», писал, что «мануфактуры приносят стране благосостояние и процветание», а без них государство будет «мертвой и нищей страной»[68]. Поэтому следует беречь и умножать мануфактуры, а населению дозволять носить одежду только из тканей отечественного производства.

Цели и успехи, издержки и достижения меркантилистской политики зачастую вступали в острое противоречие друг с другом. Единого всеобъемлющего государственного хозяйства не существовало ни в одном немецком государстве. Но эта политика явилась одним из импульсов к модернизации экономики. Наибольшего размаха меркантилистская политика достигла в Бранденбург-Пруссии, где экономический подъем способствовал не только усилению государственной машины, подготовке к войне и социальному дисциплинированию масс, но и созданию предпосылок для перехода к индустриализации XIX в.

Общество и сословия

Немецкое дворянство эпохи абсолютизма, оставаясь все еще феодальным сословием, организованным в ленный союз, не было однородным. Правовые отношения в обществе были довольно сложными: так, например, курфюрст Бранденбурга был ленником императора, а как герцог и позднее — король Пруссии являлся суверенным правителем, поскольку Пруссия не входила в состав империи. Правовые различия между дворянами не зависели от их богатства или силы. Имперское рыцарство чаще всего было беднее, чем многие дворянские роды — ленники территориальных князей. Оно оставалось замкнутой корпорацией, приверженной особому духу своей независимости, обусловленной благородным происхождением.

В самом общем плане немецкое дворянство делилось на старое и новое, и это был вопрос не только престижа, но и привилегий. К рыцарству, имевшему право заседать в ландтагах, мог принадлежать только тот, кто имел занесенное в особый реестр ландтага владение и мог доказать наличие не менее восьми поколений благородных предков. Свежеиспеченные владельцы рыцарских имений такого права не имели. Но вопреки сопротивлению старого дворянства случаи пожалования в дворянство чиновников, офицеров, торговцев, придворных поставщиков, предпринимателей и ученых в XVIII в. стали довольно обычным явлением.