Развивая некоторые идеи Августина, янсенисты были отчасти близки и кальвинизму: Бог по собственному усмотрению выбирает людей, предназначенных к спасению, сам же человек способствовать этому своими делами, сколь бы добрыми они ни были, не может, ибо полностью зависит от милости Бога. Поэтому янсенисты отвергали внешнюю обрядность и практику исповедей, поскольку покаяние не может ничего изменить в предназначенной человеку судьбе. В Германии янсенизм был менее популярен, чем во Франции, где он чуть было не привел к расколу католицизма. Но в собственно габсбургских владениях он получил сравнительно широкое распространение среди дворянства. Его сторонником был принц Евгений Савойский, да и сама Мария Терезия склонялась к янсенизму, который повлиял на углубление внутренней набожности в католической Германии и способствовал формированию религиозного плюрализма.
Еще сильнее в этом плане было воздействие пиетизма. Это религиозное обновленческое движение в протестантизме переживало в 1-й пол. XVIII в. период бурного расцвета. Возникло оно еще в 70-е гг. предыдущего столетия в кругу лютеранского теолога Филиппа Якоба Шпенера (1635–1705) во Франкфурте-на-Майне, который стал тогда главным центром пиетизма. Цель последнего состояла в достижении внутреннего «сердечного» благочестия и преодолении таким путем теологических разногласий в самом протестантизме. Другой задачей было воспитание у людей трудолюбия и благочестия, что весьма напоминало этику кальвинистов и пуритан. В дальнейшем пиетизм стал обнаруживать антипросветительские тенденции. Он создал дух новой нетерпимости, фанатизма и экзальтированного аскетизма. Но в свое лучшее время пиетизм выполнял прогрессивную миссию. Пиетисты занимались большой благотворительной и воспитательной деятельностью, создавая приюты и сиротские дома, среди которых широкую известность получил знаменитый «сиротский дом» в Галле, основанный в 1695 г. евангелическим теологом Августом Германом Франке (1663–1727), имевшим тесные связи с прусскими властями. Сам король Фридрих Вильгельм являлся патроном и попечителем этих сиротских домов.
В некоторых немецких государствах, например в Вюртемберге, пиетисты зачастую не ладили с правителями и католическим духовенством, тем более что самые радикальные из них вообще отвергали церковь, за что и подвергались гонениям, прекратившимся только на исходе XVIII в.
Новая роль семьи
Многие аспекты общего процесса развития в XVIII в. сплетались в центральном социальном институте общества раннего Нового времени — в семье. Понимание семьи покоилось на нормативном представлении о так называемом «всем доме», т. е. цельном домашнем хозяйстве, в котором существует теснейшая связь между семьей и экономическим предприятием, когда прислуга, подмастерья, ученики включаются в «семью» отца и хозяина дома. Такая совместная работа, а также общее проживание и питание не предполагали обособления частной сферы семьи в собственном смысле этого слова, т. е. круга близких родственников. Другой характерной чертой «всего дома» было включение семьи в сословную структуру общества. Власть хозяина распространялась на всех, кто проживал в его доме, включая право на воспитание и наказание домочадцев, помощников и прислуги. В определенном смысле домохозяин на своей ступеньке социальной иерархической лестницы осуществлял ту же власть, что и монарх на вершине общества.
Впрочем, концепция «всего дома» выражала скорее нормативный идеал, нежели реальное положение вещей. Ближе всего такому идеалу в XVII–XVIII вв. отвечали сельские семьи, состоявшие из нескольких поколений домочадцев и работников-батраков, где общая жизнь сохранялась и в нач. XX столетия. В городах такая форма начала угасать уже в XVII в. Так, в Зальцбурге в 60-е гг. XVIII в. совместно с работниками проживали более половины семей, к концу столетия их число понизилось до одной трети, притом что доля наемной прислуги и подмастерьев в составе населения города не уменьшилась, а возросла. В городах ускорился процесс консолидации кровной семьи, особенно в растущем слое буржуазии, а в наибольшей мере — в семьях чиновников и интеллигенции, где экономическая функция семьи как ячейки производства и без того практически отсутствовала, так как ее глава работал вне дома. С другой стороны, в буржуазных семьях возрастало значение семейного воспитания и обучения детей, поскольку это способствовало сохранению фамильного социального статуса и престижа.