Герой должен быть один

Амфитрион, насвистывая, вприпрыжку несся к палестре, размышляя над случайно подаренной ему возможностью сознательно наслаждаться детством.

Многие ли, кроме него, могут похвастаться этим?

Жизнь, при всех ее подвохах и кознях, иногда все же поворачивалась приятной стороной; особенно в последние дни, когда слов «Дедушка сказал!» хватало, чтобы бесповоротно настоять на своем – будь то распорядок занятий или что иное.

«Радуйся, Иолай! – подумал Амфитрион. – Радуйся, пока…»

– Радуйся, Иолайчик! Ой, вырос, вырос-то как! Совсем большой стал!..

И детство закончилось.

Пыль, клубящаяся следом, вдруг прибавила ходу, догнала, обступила, едким пеплом запорошив горло, заставив слезиться глаза; всклокоченное облако закрыло солнце, и Амфитрион был вынужден вспомнить, кто он есть на самом деле.

Он ждал этого голоса.

Именно этого – потому что еще на Островах Блаженства, по ту сторону Ахерона, Гермий сказал ему, что Трехтелая Геката абсолютно уверена в смерти своей бывшей жрицы Галинтиады.

Уверена.

В смерти.

…Мальчик медленно повернулся – слишком медленно для шестилетки, на взгляд Галинтиады, дочери Пройта; и глазки старухи, хищно сверкнув в надвигающихся сумерках, ощупали Иолая с ног до головы.

Слишком обстоятельно, на взгляд Амфитриона, сына Алкея Микенского.

– Ну что, узнал старуху, маленький?

– Узнал, бабушка Галинтиада. Вас – и не узнать! Мама вас часто поминает…

Амфитрион изо всех сил старался, чтобы его голос звучал достаточно приветливо.

Получалось плохо.

– И куда ж ты, Иолайчик, бежишь на ночь глядя? – Старуха сделала несколько мелких птичьих шажков и неожиданно оказалась совсем рядом.

Она была всего на голову выше ребенка.

«А то ты не знаешь! – про себя усмехнулся Амфитрион. – Врешь, старая, ты знаешь, что привез торговый караван из Мегар, за день до того, как он въедет в Фивы! Или у какого младенца будет родинка на копчике – за неделю до родов!»

Он очень боялся ошибиться.

Он помнил золотой диск, подаренный им самим этой юродивой старухе.

– В палестру, бабушка.

– Ой, молодец! Ой, труженик, сын героя, внук героя!.. Щечки румяные, вытянулся ясенем, глядишь орлом Зевесовым…

Амфитрион машинально сделал тайный знак от сглаза.

Это не укрылось от старухи, и она еще раз вспомнила багровый мрак, хлынувший на Галинтиаду из недетского взгляда очнувшегося после двухнедельной горячки Иолая.

Галинтиада очень боялась ошибиться.

Ошибка могла дорого стоить – в последнее время Павшие не баловали свою Одержимую искренностью.

– Ну, я побежал, бабушка? – подлил масла в огонь Амфитрион, нетерпеливо топчась на месте.

– Беги, голубчик, беги! Все Фивы говорят: Иолайчику дедушка-лавагет во сне является, помогает сыновьям могучего внука растить… Дедушку, маленький, слушаться надо, дедушка плохому не научит! Настоящим мужчиной вырастит Иолайчика! Вот и мне бы, старой, послушать – что такой дедушка, как у тебя, любимому внуку рассказывает?!

Голос старухи предательски дрогнул, и в нем, как узкое тело хорька в осоке, проскользнуло плохо скрываемое возбуждение.

Впрочем, нездоровый этот интерес мог быть вызван просто старческим любопытством – о чем Амфитрион не преминул себе напомнить.

– Много чего говорил дедушка… чтоб я сильным рос, чтоб кушал хорошо, чтоб жертвы ему приносить не забывал. Только…

– Что только? – непроизвольно подалась вперед Галинтиада. – Что – только, Иолайчик?! Ты не стесняйся, я тебе, чай, не чужая, чем смогу – помогу!

– Только я папе и дяде Алкиду не все сказал. А уж бабушке Алкмене и подавно. Испугался я…

– Чего ж ты испугался, маленький? Ты говори, ты Галинтиаду-то не бойся, я и папу твоего в детстве лечила, и дядю, и тебя самого – вишь, какой здоровенький! Галинтиаде твой дедушка диск золотой на память подарил – гляди, красота какая! Своим не говори, мне скажи! Бабушка Галинтиада поймет-пособит!

«Неужели ЭТО передается по наследству? – мелькнуло в голове у старухи. – Странно… а как же тогда Алкидовы сыновья? Или маленькие еще?!»

– Жертву дедушка просил. Только не простую – ему… ему… ему человека в жертву надо! Вот. А как я ему человека в жертву принесу?! – я маленький, не сумею! Да и не знаю, как… А дедушка все просит и просит – ему, наверное, очень надо…

Некоторое время Галинтиада молчала, со странной полуулыбкой глядя на мальчишку. Амфитрион не торопил ее. Стоял, понурившись, не зная, что старуха думает сейчас о семивратных Фивах, которые тесноваты для двух Одержимых.

И о жертвах – той, которую якобы просил покойный дедушка, и той, которую приказали принести Павшие после пятилетнего перерыва.

– А если я тебе помогу, маленький, – наконец разлепила узкие губы старуха, – ты передашь дедушке, что это старая Галинтиада веление его выполнила?

– Конечно, бабушка! – радость в голосе просиявшего мальчишки была абсолютно искренней. – Я-то передам, ты не сомневайся! Вот дедушка обрадуется!.. Ты не беспокойся, он услуг не забывает. Никогда. А папе сказать?

– Папе? Нет, папе не надо. Зачем его попусту тревожить?

– Правильно! Зачем его тревожить? А мы прямо сейчас пойдем жертву приносить?