Герой должен быть один

И то правда – ведь не каждый день встречаешь на пороге невесть откуда взявшейся хибары столь странную парочку: юношу в драной хламиде с капюшоном, из-под которой выглядывает край нарядного щегольского хитона, и угрюмого шестилетнего мальчишку, с головой завернувшегося в женский шерстяной пеплос (у матери отобрал, что ли?!) и сосредоточенно жующего лепешку с чесноком.

Перед юношей и мальчишкой стояли кувшин и два кубка.

Ветер принюхался, поморщившись (мешал запах чеснока), и с некоторым трудом определил, что в кувшине – вино. Причем, судя по силе аромата, не очень-то и разбавленное.

Затаив дыхание, ветер подкрался поближе и стал слушать.

– Кыш отсюда! – негромко сказал юноша в хламиде.

Ветер сделал вид, что не расслышал.

– Я кому сказал?! – прикрикнул юноша, плеснув вином в наветренную сторону. – Ты что, Эвр,[41] думаешь, я тебя не узнал? А ну дуй подальше!

Эвр – а это был именно он – разочарованно вздохнул и полетел прочь.

Ну а поскольку вокруг, кроме ветра, больше никого не было, значит, и удивляться было теперь некому и нечему.

– …ну и что сказал Владыка? – Две жилистые мальчишеские руки высунулись из-под пеплоса и, отложив лепешку, с некоторым усилием приподняли высокий кувшин, украшенный затейливым орнаментом.

– И мне плесни-ка, – голос Гермия звучал скучно и отстраненно. – Владыка… для дяди тени язык развязать – легче легкого. А Галинтиада и без того болтливая. В общем, все догадки подтвердились.

– Про Гигантов?

– Про них. Павшие в Тартаре и впрямь породили новое племя – смертное, но неуязвимое для Семьи. Так что, Амфитрион, скоро жди переполоха. Большущего…

– Как скоро? – Вино, булькая, полилось в кубки.

Создавалось впечатление, что Амфитрион задает вопросы только для поддержания беседы и ответы Гермия его мало интересуют; но так ли это было на самом деле, неизвестно.

– Как скоро, спрашиваю?

– Не знаю. И Аид не знает. Скоро. Лет через десять. Или через двадцать. Или через сто.

Некоторое время мальчик и юноша молчали, не глядя друг на друга.

– Что там твоя… Алкмена? – осведомился наконец Лукавый, по-прежнему глядя в сторону и вертя в руке наполовину опустевший кубок.

– Да так… замуж собирается. Говорит, хочу старость спокойно прожить.

– За кого?

– Приехал тут один… Радамант-законник. Сватается. Наверное, скоро свадьба будет…

– А-а… знаю. Это его с Крита изгнали – вот он в Беотию и перебрался.

– Человек-то он хоть какой? Как думаешь, Гермий?

– Человек? Да вроде ничего. Во всяком случае, честный.

– И то хорошо. Его что, за честность с Крита турнули?

– Угу, – кивнул Гермий.

– Ясно. Был у Алкмены муж Амфитрион-Изгнанник, теперь будет Радамант-Изгнанник, и дотянут они до смерти… спокойно.

– Дотянут. А как дальше – не знаю. У дяди на этого Радаманта свои виды. В судьи, говорит, его к себе возьму. Хорошие судьи, говорит, только из людей получаются… и то лишь после смерти.

Помолчали.

Отхлебнули.

Амфитрион доел лепешку, извлек откуда-то из складок пеплоса другую и стал сосредоточенно натирать ее припасенной долькой чеснока, посыпая сверху крупной зернистой солью.

– Про Алкида что-нибудь слышно? – как бы между прочим спросил он.

– Сразу про двух. Один, рассказывают, по Пелопоннесу бродит, другой уже три месяца, как на «Арго» из Иолка уплыл. И оба – Алкиды.

– Подробнее, – не то попросил, не то приказал Амфитрион.

– Куда уж подробнее… Говорю, один сперва у вашего знакомца Теспия объявился. Теспий его очистил от скверны – как басилей и по старой дружбе, – а Алкид возьми и исчезни к вечеру. Не впрок, видать, очищение пошло…

– А тебе – впрок? Тебе бы после такого впрок пошло, Лукавый?! Отвечай!

– Не злись, Амфитрион. Говорю, что знаю. А знаю, что один Алкид от Теспия ушел, а второй сейчас на «Арго». Где-то возле Мизии плывет.

– Ты его видел? – Амфитрион плотнее завернулся в шерстяной пеплос, которого вполне хватило бы на две накидки для шестилетних мальчишек.

– Видел… только не пойму – которого?! Смурной весь, неразговорчивый, любовника себе завел – тихий такой мальчик, Гиласом зовут. На Лемносе остановку делали – там одни бабы, мужиков нет, местные красавицы под Пана лечь готовы! – так нет, даже на берег не сошел, все с этим Гиласом возился. Я, конечно, понимаю – бывает… у меня у самого от этой дуры Афродиты сын – Гермафродит…

– Ничего ты не понимаешь, бог, – хрипло бросил Амфитрион. – Просто от мальчиков детей не бывает. Которых можно убить. Ификл это… который на «Арго».

– Ты уверен? Почему он тогда назвался Алкидом?

– Уверен. Каждый из них винит себя. Алкид – сам знаешь, за что… А Ификл, спасая меня, убил двоих служителей Тартара у алтаря в момент принесения жертвы. И теперь он считает, что это и была та жертва, из-за которой… короче, Ификл считает себя виновным. И знает, что, пока оскверненный Алкид-безумец бродит по Элладе, – найдется немало желающих убить его, снискав славу и милость богов.

– А так?

– А так – Алкид уплыл на «Арго». Ищи-свищи! Брата он прикрывает, вот что…

– Так Теспий же его очистил!

– А многие об этом знают?

Помолчали.

Гермий, собравшийся было вновь наполнить свой кубок, передумал и сделал большой глоток прямо из кувшина.

Потом еще один.