Мелюзина как персонаж появляется в Средние века в XII и начале XIII века сперва в литературе на латинском языке, а потом и на местных наречиях. Между началом XIII и концом XIV века эта женщина-фея все чаще прозывается именем Мелюзина, которое связывает ее с большой семьей крупных сеньоров с запада Франции, семейством Люзиньян. В критическом труде о дворе Генриха II Английского,
В другом широко известном произведении,
В фольклористике этот сюжет называется историей о нарушенном запрете. Можно предположить, что самой древней героиней подобной легенды о сверхъестественном существе, вышедшем замуж за смертного, поставив ему множество условий, и исчезнувшем навеки в тот момент, когда они были нарушены, является известный в индоевропейской мифологии образ нимфы Урваши.
Однако – если отрешиться от символического смысла предательства, имевшего особенное значение для средневекового общества, основой которого была верность, – главная суть этой истории кажется мне состоящей в изначально и полностью дьявольском – ибо именно таков смысл дракона и змеи – характере этой женщины-животного, ставшей женой и матерью. В особенности же в мифе о Мелюзине с пугающей двойственностью отражен путь, ведущий в феодальном обществе к процветанию. Мелюзина предлагает своему смертному супругу богатство и достаток в том смысле, в каком Запад понимал их в XII и XIII веках: выкорчевывание лесов, и самое главное – строительство замков, городов и мостов. Вдобавок в ней как в необычайно плодовитой родительнице воплощен и стремительный демографический скачок тех времен. Мы с Эмманюэлем Ле Руа Ладюри назвали ее «матерью-целинницей». Это фея феодального времени. Ее образ рисуется в большой степени положительно – она добра, деятельна, плодовита и в конечном счете оказывается несчастной поневоле, пав жертвой предательства. А вот люди Средних веков не оставались равнодушными к ее дьявольскому происхождению, видя в ней прообраз Евы, которой не может быть искупления.
Крупная феодальная королевская династия Плантагенетов, графов Анжуйских, в XII веке ставших английскими королями, в глазах средневековых людей воплощала потомство Мелюзины, властное и демоническое, особенно с учетом бесконечных распрей внутри семей, между королем и королевой, между королями и сыновьями. И английский король Ричард Львиное Сердце, как отметил в начале XIII века Жиро де Барри, с полным правом отвечал тем, кого приводили в изумление эти внутрисемейные раздоры: «А с чего это, по-вашему, все должно быть иначе? Разве мы все не дети