Герой последнего боя

— Мы в бригаде помогали, — защищался старший Ванюшка, когда мать корила мальчиков, что они поздно пришли домой.

— Ага, — подтвердил Вася, — мы трактор помогали ремонтировать и за горючим ездили. Потом на ближнем поле были. Я пять кругов с дядей Степаном проехал, а Ванюха больше.

— Ну, ладно, ладно, марш к умывальнику, — уже примирительно говорила мать.

Сыновья сели за стол, отец спросил:

— Ну так как там дела у Степана?

— Дядя Степан говорит, что завтра на ближнем поле все закончат и на елань[1] тракторы перегонят, — ответил Ваня.

— Мы тоже с ними поедем, — сверкнул глазами Вася, — от Мокрого лога начин будем делать.

— Все время в бригаде торчите, — сказала Вера Прокофьевна.

— И вовсе мы не торчим — обиделся Ваня, — а трактором управлять учимся. Дядя Степан говорит, что я уже настоящий тракторист.

— И я тоже трактористом буду, — сквозь сон уже шептал Вася.

— Ох ты, тракторист! — Мать взяла сына на руки и осторожно отнесла в горницу.

Вспоминая о детских годах своих братьев, Мария Тихоновна рассказывает:

— Ване очень легко давалась учеба. Васе — труднее. Но он упорством брал. Не может иногда задачу решить, хочу ему помочь. Нет, говорит, сам сделаю. И ведь до поздней ночи просидит, но решит.

Друг детства Василия Тихоновича, участник Великой Отечественной войны Матвей Алексеевич Меньшиков, вспоминает:

— Передавалась у нас в селе легенда, будто в нашем озере водяной живет. На третий день весны после полуночи на окраине села выходит он на берег и всю ночь ходит по улицам села, охраняя покой мужиков. Однажды, когда нам было лет по двенадцать, мы договорились проверить, правду ли говорят старики. Сели к плетню огорода и посматриваем на озеро. Но только лишь стемнело, у каждого причина нашлась домой убежать: одни вспомнили, что матери наказывали долго не бегать на улице, вторые забыли гусей в ограду загнать, третьи — за пиджаками побежали. К полуночи Василий остался один, да так и просидел всю ночь у плетня огорода. А утром заявил, что никакого водяного в нашем озере нет и не бывало.

Собирая материалы о Василии Тихоновиче Казанцеве, я не раз беседовал с его братом.

— Позвал как-то я Васюху на озеро сети смотреть, — медленно рассказывал Иван Тихонович. — Пришли на берег, я — в лодку и к сетям. Он на берегу остался. Утро тихое, солнечное. Вода — ни единой рябинки. Воткнул шест, закрепил лодку и давай сеть выбирать. Радуюсь: рыбы полным-полно. А озеро у нас шальное, то тихое, то вдруг взбесится. Так и получилось в то утро. Накатилась на меня огромная волна. Не успел глазом моргнуть, оказался за бортом лодки, на самом глубоком месте и от берега далеко. Плавать я умею, а тут растерялся. И лодку от меня отбросило, да и сапоги ко дну потянули, пудовыми гирями стали казаться, руки одеревенели. И вдруг слышу голос Васюхи: «Лови веревку!» Другой бы струсил, а он сбил замок с соседней лодки и на помощь. Не побоялся волн. Вот он какой у нас был.

Довелось мне встретиться и с другом юности Василия Казанцева — Дмитрием Никифоровичем Курбатовым.

— В те годы не было у нас Дворца культуры, звукового кино, библиотеки, — рассказывает Дмитрий Никифорович. — Соберемся где-нибудь в избе и танцуем. Василий мастер был на балалайке играть. А гармошка в его руках так и пела. Бывало играет Василий и поет:

Если завтра война, если враг нападет,Если темная сила нагрянет,Как один человек, весь советский народ

За свободную Родину встанет.

Крепко мы с ним дружили, да расстаться пришлось. В сентябре 1940 года в армию призвали. Василия на запад направили, а меня на восток.

В артиллерийском полку, недалеко от западной границы нашей Родины, стал служить тракторист-комсомолец Василий Казанцев.

Жадный к знаниям, с большим интересом изучал Василий материальную часть пушки и винтовки, теорию стрельбы, средства связи: радио, телефон, сигнализацию. Вдумчиво и серьезно занимался огневой подготовкой, знал, что успех боя зависит от того, как точно будет пушка разить врага.

За год службы красноармеец Казанцев в совершенстве овладел пушкой. Как отличника боевой и политической подготовки, его перевели во взвод управления. Работа разведчика-корректировщика его захватила. В одном из писем другу М. А. Меньшикову он писал: