Величество попытался высвободиться из ее хватки, но, к своему удивлению, обнаружил, что это не так-то просто.
– Что такое? Кто – он?
– Бросьте оружие! – крикнула она во весь голос. – Всем бросить оружие!
Со стороны единственной не запертой на засов двери раздался треск дерева и такой звук, который бывает, когда кость трется о кость через слои промежуточной плоти.
– Что? Что это? – Величество никак не мог взять в толк, что происходит. Что там за драка? О чем говорит Паслава? Кого там увидела Кирендаль? – Да что за?..
– Величество, прикажи своим людям бросить оружие! Немедленно!
– А…
– Да, давай, – заговорил кто-то голосом Кейна. – Пусть все играют честно, а?
Величество обернулся. В проеме дальней двери стоял Кейн. Потрепанная черная одежда на нем была еще грязнее, чем обычно, под глазами залегли круги, такие темные, что походили на синяки, и все же это явно был Кейн.
– Но… но… – начал хватать ртом воздух величество, – но тебя же арестовали!
– Верно. – Он медленно шел к ним через зал, тяжело припадая на правую ногу. – И там, снаружи, немало тех, кто меня ищет, так что я попросил бы всех оставаться здесь. Вы двое обеспечите это?
– Я… э-э-э… ну да. Да, конечно, – тупо повторял величество все громче и громче. – Слышали? Всем оставаться здесь, никому не выходить.
Кейн продолжал приближаться, не сводя требовательных глаз с Кирендаль:
– А ты?
Она закинула назад голову и вытаращила глаза так, что вокруг золотистых зрачков стали видны полоски белков, как у напуганной лошади.
– Мы же с тобой в расчете, Кейн. Ты сам мне так сказал. И обещал, что оставишь меня в покое.
«Значит, сто пятьдесят вооруженных Подданных ее не напугали, – озадаченно подумал величество, – а тут явился Кейн, и она уже готова описаться от страха».
У его плеча послышался шепот Паславы:
– Это Кейн.
– Я что, по-твоему, идиот?
– Нет, я про странности с Потоком. Это Кейн. Это из-за него.
Кейн продолжал, обращаясь к Кирендаль:
– В моих силах сделать так, чтобы ты об этом не пожалела.
– Что, дашь мне еще тысячу ройялов? – фыркнула Кирендаль и широким жестом указала на комнату, полную вооруженных людей. – Вот, посмотри, что я едва не купила на первую тысячу.
– А как насчет альянса с первым Герцогом нового Императора?
– Что? – снова повторил Король, наверное уже в десятый раз. Слишком много всего происходило и слишком быстро; он просто не успевал ничего понять. – Какой еще новый Император? И какой Герцог? И потом, раз уж ты разводишь шуры-муры с какими-то новыми Герцогами, то неплохо бы сначала подумать о старых друзьях, а?
– Что я и делаю. – На первый взгляд Кейн был мрачен, точно палач, но, если приглядеться, становилось заметно, что в его черных, лишенных выражения глазах, в самой их глубине, плясали крошечные искорки тайного веселья. – Ты и есть тот Герцог, о котором я веду речь. Ну или, по крайней мере, будешь им.
Величество и Кирендаль обменялись ошарашенными взглядами.
– Но… – Среди сотен вопросов, роившихся у него в мозгу, Король лихорадочно выбирал один или хотя бы два – важнейших, чтобы задать их Кейну прямо сейчас. – Но как я могу быть Герцогом? Хотя нет, черт с ним; объясни, как ты сбежал оттуда.
Кейн ухмыльнулся им, и обоим показалось, будто его зубы испачканы свежей кровью.
– Два вопроса, один ответ: я сдал тебя Ма’элКоту. Сказал ему, что ты – Шут Саймон.
– Что ты сделал?
Комната вокруг него потемнела и закачалась.
– Ну да, – отвечал Кейн. – А почему нет? – Он встал вплотную к Королю Арго и заглянул ему в глаза так внимательно, словно там были начертаны таинственные руны, которые ему надлежало прочесть. Медленно и четко он проговорил: – Так ты поможешь мне спасти Паллас Рил.
– Паллас… – прошептал величество.
Ну конечно он поможет. Что на свете может быть важнее Паллас, ее жизни и ее счастья. Королю показалось, будто он пробудился ото сна: что за глупости он тут затеял, зачем сцепился с Кирендаль, когда Паллас Рил в опасности? Он провел ладонью по глазам и вознес пламенную хвалу богам за то, что Кейн пришел вовремя и напомнил ему о том, что действительно важно…
А между тем Кейн, видимо, нашел в его глазах то, что искал, хотя его находка не принесла ему большой радости. Он скривил рот, точно подавляя приступ тошноты или отвращения. Но в следующее мгновение его лицо просветлело, точно он усилием воли отогнал от себя какую-то мрачную мысль.
– Слушай, Кирендаль, – весело начал он, – кого тут у тебя надо покалечить, чтобы получить выпивку?
Кирендаль вызвала бармена, тот явился, взглянул на величество и тоном осознанного превосходства, который неизменно приобретают все, кто много лет обслуживает богатых, подавая им прекрасную еду, заявил:
– Вы должны мне один ройял, сэр.
20
– Но ведь это не доказательство, – упорствует Кирендаль, – это просто фокус.
Иногда самое трудное в революции – это решиться ее начать.
– Да, фокус, но зато какой эффектный. А эффектный фокус часто срабатывает лучше, чем доказательство, – отвечаю я и с ухмылкой киваю на Паславу. – Спроси вон его.