— Из такой дали ты пришел, сын мой, столько тягот перенес. Стоило ли так утруждать себя? Я ходила за Гыр-атом, кормила его, холила. Как раз завтра я собиралась оседлать его и привести к тебе. А еще я хотела привести двух верблюдов и девушек-невольниц.
И старуха начала болтать без умолку все, что приходило ей на ум.
— Милая бабушка! Я пришел сам, чтобы не затруднять старого человека.
— О сын мой! Ты говоришь "чтобы не затруднять", а взгляд у тебя грозный, губы дрожат, ты бледен. Спой мне песню, из нее я узнаю, добро или зло ты замыслил.
— Эх, милая бабушка! Неужто я пешком пришел из Чандыбиля, чтобы петь тебе песни?! — возразил Гёроглы, но, подумав, запел:
Когда он допел, старуха, закрыв уши, сказала:
— Сын мой, твоя песня мне неприятна…
— А ты покрепче заткни себе уши, милая бабушка, — сказал Гёроглы и ножом отрезал ей уши. — Милая бабушка! На очаге у тебя жарился кебаб. В этой крепости у меня нет другого дома, нет родни, поэтому я его съел. Прости мне мое прегрешение, милая бабушка. — Он протянул ей уши и продолжал: — Но чтобы и ты не осталась без кебаба — на, это самый мягкий кебаб, поешь!
Словно бродячая собака скаля зубы, старуха металась в разные стороны.
— Не вертись, бабушка, или я убью тебя!
И начала старуха жевать уши беззубым ртом — челюсть то и дело упиралась в нос.
— Милая бабушка, да тебе, вижу, нос мешает. Я помогу — уберу и его! — сказал Гёроглы и отрезал нос вместе с верхней губой. — Милая бабушка, смотри-ка, и нижняя губа у тебя отвисла, надо и ее убрать.
Он отрезал губу, и лицо старухи стало совсем гладким, как ось маслобойки. Схватив старуху за плечи, поволок к очагу, толкнул ее в грудь так, что она упала. Бедная старуха рыдала, исходя кровью, а увидев, как он подошел к ней, с ужасом подумала: "Чего он еще хочет?" Гёроглы схватил раскаленный вертел и вогнал его ей в живот. Вертел с шипеньем вышел из спины — душа старухи вылетала вслед.
Гёроглы выдернул вертел и перевел дух. Но сердце, распаленное гневом, ничто не могло успокоить…
В стене он увидел дверь. Толкнул ее — она была заперта. Ударил ногой — дверь раскрылась. Тут увидел Гёроглы сокровища старухи — золото, серебро, деньги, увидел золотую эгретку Юнус, прижал ее к груди и окропил слезами. Взял он эгретку, собрал все сокровища, вернулся назад, покурил, а затем опрокинул кальян, пододвинул труп старухи головой к огню, чтобы подумали, что она умерла, одурев от курения.
Приставив к стене лестницу с сорока перекладинами, перебрался на другую сторону и перед рассветом воротился в дом деда.
— Сын мой, нет на тебя погибели! Ну и сына мне бог послал! Чем таким сокровищем обладать, лучше уж по уши быть в долгах.
— Почему это, дед?
— То в полночь ты возвращаешься, то на рассвете. Видать, ты вор, промышляешь воровством. Когда-нибудь проведают об этом, и шах казнит меня.
— Э, не бойся, дед! Какое там воровство! Получай вот деньги, золото, расходуй без опаски, сколько надо.
И он отдал деду все сокровища старухи.
— Коли ты не грабитель, то откуда у тебя такое богатство?
— Я добыл все это, промышляя как каландар.
На другой день дед подумал: "Отдам-ка я ему в жены свою дочь".
— Бери в жены мою дочь, — сказал.
— Пусть твоя дочь пока побудет в невестах, дед!
— Ой, сын мой, страх меня берет, что ты уйдешь, покинешь меня. Я хочу навек породниться с тобой.
— Да что ты, где это видано, чтобы приемный сын покинул приемного отца?.. — заверил его Гёроглы.
… Ну, ладно… О ком теперь пойдет рассказ?