Так Брентворт сумел не слишком прямо передать свое мнение о супруге Страттона как о весьма независимой особе. Если она захочет сегодня посетить театр, то сделает это в любом случае, согласится Страттон или нет.
И как раз когда приятели направлялись к своим ложам, встретили ее под руку с мужем. Разговоры в фойе затихли, стоило войти герцогине. Она выглядела превосходно, была свежа и обаятельна. Несколько дам сразу же бросились поздравлять ее с рождением сына.
– Кажется, никаких пересудов не предвидится, – заметил Габриэль. – То, что герцогиня произвела на свет наследника титула, дает ей в глазах этих гарпий индульгенцию от сплетен.
– И это вполне естественно.
– Ты завидуешь его отцовскому счастью, Брентворт?
– Да. Но только по этому поводу. По другим поводам – нет. – Он вздохнул. – Однако ведь пора. Нам обоим.
– Говори за себя.
– Ты же прекрасно знаешь, что я прав. Мы оба слишком долго избегали брачных уз. Но зову долга нельзя сопротивляться бесконечно. Перемена в этом отношении стала бы органичным продолжением твоего исправления в целом.
– По крайней мере, в моем случае женщина бы знала, на что она идет. А вот с тобой бедную даму ожидал бы настоящий шок.
Они подошли к Страттону и герцогине. Так как они оба уже видели ее после рождения ребенка, то воздержались от комментариев на этот счет и заговорили о вещах менее важных.
– Я бы хотела посетить несколько лож, – сказала герцогиня. – Вы можете пойти со мной, если хотите.
Габриэль решил сопроводить герцогиню и попутно поговорить со Страттоном. За ним потащился и Брентворт.
Они посетили три ложи, в которых дамы обступили молодую мать и накинулись на нее с вопросами о ребенке. И Габриэль подумал, неужели Страттон и Клара никогда не устают от одинаковых вопросов, задаваемых им десятки раз.
– А, как я вижу, здесь сегодня леди Фарнсуорт! – воскликнула герцогиня, стоя у барьера одной из лож. – Я должна поговорить с ней.
– Да, в самом деле, – отозвался Габриэль. – Ведь это единственная женщина, к которой ты не демонстрируешь своего полного безразличия. Наверное, боишься, что она оцарапает тебя своим острым пером.
– Все еще в обиде за ту статью, Лэнгфорд? – спросил Страттон.
Герцогиня взглянула на него лукаво, видимо, ее интересовал тот же вопрос.
– Вовсе нет. Если какой-то никому не известный журнал хочет потратить бумагу и типографскую краску на пустую болтовню эксцентричной и властной дамы, это не мое дело.
– Не такой уж он и неизвестный, – заметила герцогиня язвительным тоном. – Друзья говорят, что он процветает и многие в свете уже стали его подписчиками.
– Не могу понять, что их заставило.
– Неужели? – Герцогиня вышла из ложи.
Они прошли по коридору до ложи леди Фарнсуорт. Она была там не одна. К ней зашла леди Грейс, и рядом с владелицей ложи в кресле сидела еще одна особа.
– Ах здесь мисс Уэверли. Как мило! – пробормотала герцогиня и, повернувшись к Габриэлю и Брентворту, добавила: – Мисс Уэверли – секретарь леди Фарнсуорт. Совсем новенькая.
Габриэль проследовал за ней в ложу.
– Как я и сказал, эксцентричная, – прошептал он Брентворту.
Страттон услышал.
– Женщина-секретарь – несколько необычно, конечно, но не вижу в этом ничего вызывающего. Полагаю, женщина может выполнять обязанности секретаря не хуже мужчины.
– Наверное, даже лучше, – вмешался Брентворт. – Я бы предпочел женщину, если бы не боялся злых языков.
– Самый что ни на есть герцог из герцогов боится злых языков? Возмутительно!
– Тебе, со своей стороны, на это наплевать, Лэнгфорд, – заметил Страттон. – Ты мог бы взять в секретари даму. Полагаю, это сделало бы политическую переписку значительно менее утомительной, если бы в кресле напротив сидела хорошенькая женщина, а не… как бы там его ни звали.
– Ты мог бы даже запомнить ее имя, – съязвил Брентворт. – Если только, конечно, у тебя не появилось особого пристрастия к женщинам, имена которых тебе неизвестны.
Габриэль уже готов бы толкнуть Брентворта плечом в отместку за острый язык, но тут его внимание привлекли люди, собравшиеся в ложе.
Или, точнее, одна дама.
Гостья леди Фарнсуорт. Мисс Уэверли поднялась, чтобы приветствовать герцогиню. Теперь она стояла лицом к Габриэлю. Как только он увидел ее лицо, сразу же узнал свою незнакомку.
Нет, не может быть, он ошибся. И все же… Он прошел внутрь ложи, откуда мог рассмотреть девушку более пристально.
На ней было строгое платье из дорогой ткани, ярко отливавшее на свету, отчего его подчеркнуто скромный покрой становился еще более явственным. Темные волосы составляли контраст с очень бледной кожей. А глаза напоминали глубокие озера, полные мерцающей воды. И алые сочные губы…
Свет в ложе был не слишком ярким, но все-таки ярче, чем ночью, в доме Гарри. Как же эта секретарша похожа на его Алису!
Он не сводил с нее глаз, пока она беседовала с герцогиней. Леди Фарнсуорт, облаченная в диковинное подчеркнуто немодное платье и закутанная, словно римский сенатор в тогу, в яркую шаль, сияла подобно матери, выводящей в свет красавицу дочь.