Бирон по-русски умоляюще прошептал Бестужеву:
-- Ради Бога, Петр Михайлович, не оскорбляйте его! Вы сами не подозреваете, какая огромная сила находится в этом человеке...
Бестужев опомнился, овладел собою и обратился к итальянцу.
-- Все, что вы говорите, право, забавляет меня, -- усмехнулся он.
-- Случалось ли вам когда-нибудь, ваше превосходительство, -- зазвеневшим и вдохновенным голосом начал Джиолотти, -- при взгляде на какую-нибудь неизвестную вам местность или на неведомое дотоле лицо содрогнуться всем вашим существом от чувства какой-то таинственности, непонятной тоски? В эту секунду вам с поразительной ясностью представляется, что где-то, когда-то вы уже видели и эту местность, и это лицо. Где и когда -- вы не можете вспомнить, но убеждены в этом. Бывали с вами подобные явления?
-- Да, -- ответил Бестужев.
-- А задумывались ли вы когда-нибудь над вопросом, что же это такое?
-- Нет.
-- Так вот, видите ли, ваше превосходительство, это и есть так называемая вторая память. Она открывает перед нами картины наших перевоплощений, наших прежних жизней. Инстинктивной второй памятью в слабой степени обладают почти все люди, но управлять этою второй памятью -- удел исключительных натур, обладающих колоссальной силой.
Тревожное чувство охватило Бестужева. Тоска и страх перед этим диковинным человеком овладели им.
-- Вы, как я слышал от господина Бирона, состоите великим магистром ордена "Фиолетового креста"? -- спросил резидент.
-- Да.
-- Что это за орден? Какие цели он преследует? -- стал допытываться Бестужев.
-- Я вам уже говорил: изучение тайных, оккультных наук, благодаря которым мы можем сделаться совершенными, познать тайну "великого сущего" и лицом к лицу приблизиться к тому, что мы называем "Безначальным и Бесконечным".
-- И вы, синьор Джиолотти, можете показать нам, простым смертным, картины прошлого?
-- Безусловно. И не только прошлого, но и будущего! -- пылко воскликнул великий магистр.
-- Я понимаю, что но некоторым следам, которое прошлое накладывает на человека, его, это прошлое, еще возможно отчасти угадать, -- задумчиво продолжал Бестужев. -- Но будущее? Кто может прозреть его? Разве то, что должно совершиться, уже накладывает свою печать на нас?
Джиолотти встал и выпрямился во весь рост.
И перед ним Бестужев вдруг почувствовал себя крайне слабым, бессильным.
-- Да, ваше превосходительство, -- ответил итальянец. -- Эта печать существует. И называется она "signum", знаком.
И еще долго шла беседа русского вельможи с таинственным чародеем Индии и Венеции.
Остаток ночи Бестужев, возвратившись к себе, провел в каком-то тревожном полузабытьи. Его душил кошмар, тяжелый, безобразный... Несколько раз он, обливаясь холодным потом, вскакивал на постели и дико кричал...
X
БАЛ ГЕРЦОГИНИ. ЧУДЕСА ВЕЛИКОГО МАГИСТРА
Старый Кетлеровский замок заполнялся массой прибывающих гостей. Вся звать, родовитая и служебная курляндская аристократия, спешила на бал к своей "незадачливой" герцогине.
Такого пышного, роскошного праздника еще никогда не устраивала Анна Иоанновна. Море огней, гирлянды цветов, звуки музыки.
-- Однако наша светлость раскутилась! -- насмешливо прошептал маршал на ухо курляндскому канцлеру. -- С чего это она?
-- Мм... да... -- удивился тот. -- Это какая-то новая игра.
-- А посмотрите на Бирона, как он горд и величественен. Этот "конюх" весьма снисходительно кивнул нам, нам -- главным чинам Курляндии! Экий нахал! Проучить бы его надо.
Кейзерлинг стал нервно и озлобленно поправлять ленту на своем мундире.
А Бирон, камергер двора ее светлости, смотрел действительно и важно и надменно. "Случайный выскочка", но умник большой руки, он ни на секунду не терял веры "в свою великую, счастливую звезду" {"Анна -- моя звезда" -- "секретное" выражение Эрнста Бирона.}.
Бестужев, обязанный на столь официальном приеме нести свою обер-гофмаршальскую службу, находился в покоях ее высочества-светлости.
-- Петр Михайлович, поди-ка сюда! -- приоткрыла дверь своего "бодоара" Анна Иоанновна, зовя своего старого, верного друга.
Она была еще в пудермантеле, но уже причесанная. Около нее суетились младшие фрейлины. Одна держала малиновую бархатную "робу", другая -- цветы, третья -- веер и драгоценности.
"Экая бестактность! -- с досадой подумал Бестужев. -- Полураздетая, приглашает меня, мужчину, к себе, и при всех".
-- Съезжаются? -- спросила герцогиня.
-- Да, ваше высочество, -- сухо, официально ответил обер-гофмаршал. -- Вам бы надо поторопиться с туалетом.
-- А ну их! Подождут! -- улыбнулась Анна Иоанновна. -- Ты вот лучше посмотри, что мне прислала императрица!
Герцогиня говорила радостно-возбужденным голосом.
-- Вам? Прислали? Что? -- удивленно спросил Бестужев.
-- А вот полюбуйся, Петр Михайлович!-- И с этими словами Анна Иоанновна подала Бестужеву огромный футляр. -- Бери, бери. Раскрой и посмотри!
Бестужев повиновался.
Сноп разноцветных радужных огней, которыми горели и переливались бриллианты роскошного колье, ударил в глаза царедворцу.
-- Я только сейчас получила это с курьером от ее величества. Читай, что она пишет.