Герцогиня и "конюх"

   -- Ах, Боже мой, Петр Михайлович, избавь меня от своих кудреватых фраз! Неужто ты не видишь, что мне не до них!..

   Какая-то растерянность, а вместе с тем и ласковость зазвучали в голосе герцогини-вдовы.

   Бестужев быстрым взглядом окинул ее фигуру. Анна Иоанновна была одета в красное бархатное платье с массой кружев" Все драгоценности, не слишком многочисленные, были на ней. На пышной, высокой прическе, не шедшей к лицу Анны Иоанновны, ярко переливаясь радужными огнями, горела маленькая герцогская корона.

   -- О, ваша светлость, сегодня у вас поистине царственный вид! -- все с той же иронической усмешкой проговорил Бестужев.

   Анна Иоанновна топнула ногой и горделиво откинула голову.

   -- А разве тебе, Петр Михайлович, неведомо, что я -- царского рода, что я --племянница царя Петра? Или вы все здесь, в этой проклятой Курляндии, забыли об этом? Или я для всех вас только несчастная вдовка какого-то замухрышки-герцога?

   Этот взрыв сознания своего высокого положения у безвольной герцогини несколько смутил стареющего вельможу.

   "Что с ней? Однако ее сильно захватило новое чувство!..

   Бестужев низко поклонился ей и счел необходимым возразить на слова Анны:

   -- Ваша светлость, кажется, изволили не точно выразиться, сказав "вы все"... С каких же пор вы причисляете меня к числу ваших недругов?

   И Бестужев прямо посмотрел в глаза Анны Иоанновны. И под этим взглядом она вспыхнула, несмотря на слой румян и белил.

   -- Так вот... тебе больше, чем кому иному, Петр Михайлович, не приличествовало бы изводить меня, -- начала Анна Иоанновна, подходя к Бестужеву и кладя руку на его плечо. -- Сейчас, здесь, в этой комнате, мы с тобой untervier Auqen, наедине. Зачем же все это лукавство с твоей стороны, зачем эти постоянные "ваша светлость" и "вы изволили"... Ах! -- Несчастная герцогиня, русская царевна, порывисто вздохнула, словно ей не хватало воздуха, словно ее душила затхлая атмосфера герцогского замка старых Кетлеров. -- Ах, Петр Михайлович! -- бурно продолжала она. -- Если бы ты знал, что творится вот здесь, в этом сердце, ты пожалел бы меня! Ты... ты помнишь эту комнату?

   Бестужев молча наклонил голову.

   -- Ты помнишь, что в этой комнате случилось? Я, забыв свое царское происхождение, сделала тебя своим интимным другом...

   -- Ваша светлость...

   -- Молчи! Молчи! Дай высказаться, дай излиться сердцу. ^. Ну, да, да! Я приблизила тебя к себе. Почему? Спроси женщину, а не царицу, не царевну, почему она может пойти на это... Ты знаешь, сколько мне пришлось вытерпеть за это от царицы-матушки. О, как она поносила меня в своей опочивальне! И раз я ей сказала: "Лучше бы мне, матушка, девкой простой родиться, чем царевной. Хорошо вам всем говорить, убеждать меня, а побывали бы вы в моей ситуации. Разве жила я? Разве изведала я счастье молодой женщины? Силком меня замуж выдали, мужа лишили, в замок к немцам заточили... Руки, что ли, мне на себя накладывать?"

   Высокая, полная грудь Анны Иоанновны порывисто подымалась. Крупные слезы лились из глаз и медленно текли по ее накрашенным щекам.

   Что-то глубоко-страшное, трагическое сквозило в фигуре этой женщины, одетой царственно-великолепно, со сверкающей короной, и плачущей холодными, едко-жгучими слезами.

   Бестужев вмиг преобразился. Лицо "лукавого царедворца" сбросило маску и стало простым, хорошим лицом. Он порывисто шагнул к своей курляндской повелительнице и голосом, перехваченным волнением, прошептал:

   -- Ваша светлость... Анна... зачем вы про это говорите? Оставьте... не надо... не тревожьте меня!.. Ведь все это -- кончено, быльем поросло...

   Анна Иоанновна склонилась к голове Бестужева и, поцеловав его в лоб, промолвила:

   -- Так, так, мой хороший, мой милый Петр Михайлович... Я знала, я чувствовала, что ты -- не такой, как другие. А говорю я про это потому, что хочется видеть мне в тебе друга моего настоящего. Ты правду молвил: то, что было между нами, окончено. Наваждение ли то было по младости вдовьего положения или что иное -- не все ли равно? А теперь... -- Анна Иоанновна вновь вспыхнула и тихо добавила: -- А только теперь, Петр Михайлович, на тебя надежду мою возлагаю. Ты знаешь, о чем я говорю. Помоги мне! Страшно мне думать, что и ты против меня пойдешь...

   И она в каком-то тревожном ожидании уставилась взором на своего бывшего интимного друга -- гофмаршала и резидента Бестужева.

   -- Никогда! -- вырвалось у него. -- Ах, Анна, Анна, если бы вы знали, какого преданного друга вы имеете во мне! Клянусь вам, что ни кнут, ни Сибирь, ни даже плаха не заставили бы меня изменить вам. И это я вам докажу сегодня же! -- Он вынул из кармана золотую "луковицу" и, посмотрев, который час, продолжал: -- Сейчас, ваша светлость, я побеседую с вами подробно о том, что живо волнует ваше доброе сердце.

   -- О нем? О Морице? -- живо воскликнула Анна Иоанновна.

   -- Да, да... Но пока нам необходимо сделать маленькое приготовление.

   -- Какое?

   -- Нам необходимо сервировать стол на два лица, при этом надо сделать так, чтобы обойтись без ваших придворных служащих.

   -- Что это значит, Петр Михайлович? -- с удивлением спросила герцогиня.