Но папа не успел ответить. Лестница из подвала вела в пустоту: дом превратился в руины, сметенный магией такой силы, что не выдержали стены. Вот так злить моего папулю!
— Ух, как ты их!
— Я был не один, птичка.
Только теперь я увидела, как много вокруг людей в черной форме отряда равновесия, который разыскивает и ловит магов-отступников. Долго же вы на этот раз его искали! Заметила и ректора Ви’Мири, его одежда снова оказалась прожжена в нескольких местах, а волосы подпалены уже с другой стороны. Ректор возвышался над ссутулившейся фигурой, стоящей на коленях. Я даже не сразу узнала Лоера, так жалко он выглядел. Он один? А где Эльм-старший?
А где?..
— Где Рон? — снова спросила я, начиная волноваться.
Огляделась и вскрикнула: Рон лежал без движения на полуразрушенной веранде. Кто-то заботливо подложил под его голову свернутую куртку. Хотя почему «кто-то»: я узнала куртку мэтра Ви’Мири, он надел ее, когда во второй раз собирался на поиски разбойничьей шайки.
— Он жив, не переживай! Просто не рассчитал сил: несколько часов без отдыха на крыльях, а потом выложился без остатка, проломив магический купол. Мы уже были на подлете, когда и Маркус подоспел…
— Маркус?
— Ваш ректор. Мой друг.
Мы с папой посмотрели на вечно юного вампира и, похоже, подумали об одном и том же: папа уже выглядит старше него, а когда-нибудь и я буду выглядеть старше…
— Он хороший…
— И очень одинокий.
Папа откашлялся, будто случайно сболтнул что-то лишнее. Взобрался на веранду и осторожно опустил меня рядом с Роном. Я тут же положила голову на плечо моего дракона, обняла, закрыла глаза, слушая, как бьется сердце. Жив, жив… Мы оба живы.
Папа издал странный хрип, который ужасно меня рассмешил. Уверена, у папы накопилось миллион вопросов. А еще, вероятно, он хотел бы взять Рона за грудки и, сурово глядя в глаза, заставить отчитаться, какие отношения связывают дракона и любимую дочь. Но бесчувственному телу устраивать допрос бесполезно, да и обстоятельства к тому не располагали: ночь, обугленные развалины, Эльм-старший по-прежнему на свободе, а дочь чуть жива.
Папа накрыл нас с Роном защитным заклинанием.
— Побудьте пока здесь. Мы разберемся.
— Вы ждете Эльма? Отца Лоера? Он еще не появился? — закидала я папу вопросами, пока он не ушел слишком далеко.
— Боюсь, он придет не один. Отдыхайте.
Что надо было понимать как: «Мы справимся и без вас, детишки».
Я то и дело проваливалась в забытье, чувствовала себя совсем слабой. Теперь, как пить дать, снова окажусь в лечебнице под присмотром мэтра Орто.
Как там сейчас несчастная Нейла, потерявшая магию?
Магия! Я так перепугалась, что села — и откуда только силы взялись! — и уставилась на свои дрожащие, онемевшие руки. Папа залечил порезы и снял отек, но пальцы все равно слушались с трудом. Наверное, не один день уйдет на восстановление.
— Агейн! — прошептала я вслух простейшее заклинание, которое давно привыкла произносить мысленно.
Одно из первых заклинаний, которым учится будущий маг. В семь лет я и с закрытыми глазами могла сотворить шар-светлячок, заменявший мне ночник.
«Какая сильная у меня дочь!» — гордился папа.
Пальцы не гнулись. Что если магия покинула меня навсегда? На долгое мгновение я почти поверила, что так оно и есть, а потом сила откликнулась на зов и на кончиках сжатых щепотью пальцев засветился крошечный светлячок. Я аж вспотела от такого несложного действия и, с облегчением выдохнув, рухнула обратно на плечо Рона.
Здорово же нам досталось, Ронище… Интересно, если бы говорящее зеркало висело на твоей стене, что бы оно предсказало? Не иначе как «держись подальше от девчонки, от нее одни неприятности!»
— Рон… — прошептала я и, приподнявшись на локте, залюбовалась на его спокойное бледное лицо, на черные брови и высокий лоб.
Тут ресницы моего дракона дрогнули и зеленые глаза распахнулись. Он смотрел на меня, смотрел… С какой-то непонятной печалью и пронзительной нежностью, как смотрят перед неизбежной разлукой. Но какие глупости, однако, приходят в голову! Мы победили! Что теперь сможет нас разлучить?
— Привет, Рон.
Я улыбнулась и легко-легко коснулась поцелуем его губ.
— Герцогиня.
Рон даже слегка наклонил голову, будто не лежал на веранде в измятой и местами изорванной одежде, а стоял передо мной в зале приемов. Его голос звучал учтиво и отстраненно.
— Что?.. Ой…
Да, теперь Рон узнал о моем происхождении. Но какое это имеет значение?
— Глупый, ты ведь не думаешь?..
Договорить не удалось: воздух наполнился гулом такой силы, что руки сами потянулись к ушам, а мой крик утонул в вопле десятка ртов. Кричали гвардейцы отряда, кричал ректор, кричал даже папа. И только на Рона, казалось, не подействовал странный звук. Пошатываясь, он поднялся на ноги и закрыл меня собой.