Герцогиня-охотница

Бертрам выглядел странно. Это как если превратить Джорджину Стенли в мужчину и смотреть на него глазами пьяного человека. Его лицо было слишком круглое, а уши и зубы – слишком мелкие. Глаза идеальной миндалевидной формы были посажены слишком близко друг к другу.

Миссис Миллз взглянула на Сару и пожала плечами.

– Иногда ему кажется, что наступил его день рождения. Конечно, мы здесь не отмечаем никаких праздников. Видимо, когда он был маленьким, это был особенный день для него, поэтому он о нем не забывает.

Сара кивнула, проглотив свой страх. Разумеется, если бы Бертрам был опасен, миссис Миллз приняла бы меры предосторожности. В любом случае сейчас страх будет только мешать ей.

Она смело шагнула вперед.

– Бертрам, – сказала Сара, – я так рада видеть тебя.

Он остановился и замер, а в сияющих глазах появился интерес. Его глаза были точно такие же, как у мисс Стенли, только без злобы, которую Сара видела при последней ее встрече с дочерью барона.

– Ты?

– Я Сара, – тихо сказала она.

– Я люблю сестер! – ответил Бертрам.

Должно быть, миссис Миллз сказала, что его пришла навестить двоюродная сестра. Затем Бертрам затараторил что-то так быстро, что Сара ничего не поняла. Мало того что он шепелявил, его речь была совершенно нечленораздельной. С недовольным видом он что-то говорил про папеньку и про братьев и сестер. Еще про людей, которых он называл Гертруда, Мэри и Уильям, их маменьку и папеньку и кузенов. Затем он внезапно остановился и нахмурился, как будто потерял ход мысли.

Миссис Миллз похлопала его по руке.

– Друг Бертрам стал кем-то вроде домашнего питомца для семей, приходящих к другим пациентам.

– Ах! – Сара не знала, что сказать на это.

– Действительно, у него очень спокойный и жизнерадостный характер. Он редко требует каких-то ограничений. Он не жалуется и не плачет. Его единственная цель в жизни очень проста, но наиболее важна для всех людей: он хочет быть счастливым.

– Ах! – снова удивленно выдохнула Сара, и Бертрам улыбнулся ей, показывая свои маленькие редкие зубы.

– Это мой день рождения! Кузина Сара! – воскликнул Бертрам, подпрыгивая и хлопая в ладоши.

– И сколько же лет тебе сегодня исполнилось? – осторожно спросила его Сара.

Вопрос явно смутил Бертрама, и он посмотрел на миссис Миллз в поисках помощи.

– Ну что же ты, друг Бертрам? Мы же учили: четыре и двадцать. Разве ты не помнишь?

– Четыре и двадцать! – радостно ответил он Саре и запел: – Двадцать четыре! Двадцать четыре!

И тут Сара все поняла.

Она слышала, как в гостиной Айронвуд-Парка Джорджина Стенли говорила, что у нее был старший брат, который умер в возрасте девяти лет, когда ей было всего пять.

Это и был тот брат, который «умер». Стенли спрятали его здесь. С одной стороны, не слишком далеко от их владений, чтобы барон Стенли мог приглядывать за ним, а с другой стороны, слишком близко, что вызывало беспокойство мисс Стенли. Она бы предпочла, чтобы ее брата, которого она стыдилась, отправили в Абиссинию.

Это и понятно. Ведь тогда выходит, что младший брат Джорджины, находящийся сейчас в Кембридже, которому было девятнадцать лет, вовсе не являлся законным наследником, как все считали. Законным наследником лорда Стенли был Бертрам. Стенли обманывали всех, говоря, что он умер, а на самом деле он был жив, находился здесь в Англии, улыбался щербатым ртом и пел о том, что ему двадцать четыре.

Сара сделала глубокий вдох и натянуто улыбнулась.

– Я так рада снова видеть тебя, Бертрам!

– Двадцать четыре!

– Твоя семья… скучает по тебе.

Улыбка мгновенно исчезла, и Бертрам нахмурился.

– Не люблю папеньку и маменьку. И сестер не люблю!

Сара посмотрела на миссис Миллз.

– Они его навещают? – тихо спросила она.

Миссис Миллз покачала головой со скорбным выражением на лице.

– Нет. Их не было уже много лет.

Сара затаила дыхание.

– Ты помнишь своих маму и папу? – спросила она Бертрама.

Он внимательно посмотрел вверх, как будто ответ был написан на потолке. Затем перевел взгляд на нее, скривил губы и наклонился вперед так, что Сара почувствовала его запах. Странное сочетание дешевого мыла и пота.

– Я толстый, – сказал он, показывая на свой живот. – Папа не толстый. У него глаза голубые, как у меня.

– Ты помнишь свою сестру Джорджину?

– Маленький ребеночек в мамином животике, – сказал Бертрам. – Большой животик, как у Бертрама, и в нем малышка. А потом однажды она ушла оттуда навсегда. И оп! Джорджи! – Он энергично затряс головой. – Бертраму нельзя держать Джорджи! Бертрам мог ее уронить. Бертраму нельзя с ней играть. Плохой, плохой Бертрам!

Его слова и движения становились все более невнятными и неистовыми, и Сара бросила безнадежный взгляд на миссис Миллз.

– Ты хочешь вернуться в общую комнату, друг Бертрам? – спросила его миссис Миллз.

– Кузина Сара! – воскликнул он в ответ.

– Я вернусь и навещу тебя снова, – пообещала Сара.

Она поклялась себе, что сдержит обещание, где бы ни оказалась, покинув Айронвуд-Парк.

– Ну тогда в общую комнату, – сказала миссис Миллз, развернула Бертрама и, подталкивая рукой в спину, направила к дверям.

Он оглянулся через плечо и закричал: