Герцогиня Пять Мешков

— Я назову в честь него первенца, — послышался шепот среди слуг. — Пусть вырастет таким же храбрым и отчаянным, как наш герцог.

Бертран понял, что все ждут, когда он проглотит, поэтому сделал над собой усилие и не смотря на протесты желудка — проглотил.

— Вкусно? — спросило прекрасное создание.

— Очень, — согласился Бертран, кивая. — Очень вкусно…

По зрителям прокатился одобрительный рокот. Когда–то герцог мечтал, чтобы люди смотрели, как на героя. Мечта сбывалась.

— Ну, раз вкусно, — порозовела красавица. — Завтра я еще приготовлю!

— Не надо, — взмолился герцог, ласково глядя на жену. — Для этого есть слуги.

— Ну что ж такое! — возмутилась герцогиня. — А жена вам на что? А? Если готовят слуги? Убирают слуги? И все делают слуги? Женились вы зачем?

Герцог и сам задавал себе этот вопрос, вспоминая, как выбрасывал кольцо в пропасть. Он посмотрел на всхлипывающую жену и выдал:

— Наверное, для того, чтобы она была рядом, — тонко намекнул Бертран.

— А потом скажут, что жена — неумеха, — едва ли не плакала Пять Мешков. — Что в хозяйстве от нее проку никакого! И когда вы соберетесь мужиками, как начнете жен своих обсуждать, вам и сказать будет нечего!

Герцог не помнил, чтобы он собирался с мужиками и обсуждал жен. Может, потому что жены у него тогда не было. А может, единственный мужик, с которым он мог собраться, это — древний враг его семьи — дракон. Но дракон холост. И обсуждать ему некого. И вряд ли дракон будет смотреть осуждающе на Бертрана, узнав, что Пять Мешков не готовит, не стирает, не убирает!

— Ну нельзя же так весь день по замку валандаться в ничегонеделаньи! — вздохнула новоявленная герцогиня.

— Можно, — загалдели слуги, переглядываясь. — Вы же … эм… Герцогиня! Они ничего не делают!

— Но ведь… — с надеждой протянула Пять Мешков, глядя на старину Гиоса, который громче всех уверял, что герцогине не пристало работать. На то она, собственно, и герцогиня!

— Вы должны как бы … ухаживать за вашей половинкой… — тщательно подбирал слова старина Гиос, пытаясь донести до очаровательной головы важную мысль о том, что слуги уже устали бояться.

— Ухаживать?! — обрадовалась она, а слезы, которые вот–вот скатились бы по ее щечкам, похожим на персик, тут же высохли. — О, тогда я буду за скотиной ухаживать!

Нет, Бертрана, конечно, называли «скотиной». Особенно это любили делать рогатые мужья. Они гордо трясли толстыми животами, тыкали в него пухлыми пальцами и на кривых ногах бежали в спальню красавиц- жен, чтобы поймать их на горячем герцоге.

— Я уже начала! Вот! — гордо произнесла Пять Мешков, доставая из соломы полный кувшин. — С утречка встала… Пейте! Я его специально спрятала и укутала, чтобы тепленькое было…

В руки Бертрана вложили кувшин, обмотанный тряпками.

— Всегда так делала, чтобы свеженьким было, — гордо произнесла Пять Мешков. — Пейте, пейте… Козье…

Бертран не успел поднести ко рту кувшин, как вдруг замер.

— Козье? — переспросили слуги.

— Ну да! Самое полезное, — гордо произнесла Пять Мешков. — Все руки стерла, пока подоила. А козу еще поймать надо! Шустрая она у вас! И голосистая! Я ей говорю, что доить буду! А она ни в какую! У нас ведь коз не было. Папка очень хотел купить, да все деньгами никак не разжились. Я вот всю жизнь о козочке мечтала.

— Мадам… Наша коза сдохла три месяца назад. У нас остался один козел, — произнес Гиос, а у герцога дернулся глаз.

Глава сорок первая

Солнце уже поднималось из–за высоких гор, окрашивая их снежные шапки в нежно розовый цвет. Стоило солнцу выползти из своего ночного убежища, как в комнату супругов постучался мрачный Гиос.

— Двое учителей, которых я выписал по вашей просьбе, скончались по дороге сюда. — произнес старик. — Только что доложили, что видели на пути перевернутую карету. Видимо, кучер гнал что есть силы, узнав, сколько вы готовы заплатить за обучение своей супруги.

«Счастливчики!», — подумал Бертран, прижимая к себе рыжее бедствие. Та устала от домашних хлопот и спала у него на плече.

— За скотину можете не волноваться. Коровы переведены в другое стойло. Теперь там два замка! Она их нипочем не откроет. Бык теперь живет за тройным засовом, — отчитывался Гиос не без гордости. Старику очень нравилось отчитываться так, словно он лично колотил эти засовы все утро.

Бертрану это все было мало интересно.

— Козел отошел, — добавил Гиос, привыкший первым сообщать новости хозяину.

— Ну и славно, — согласился Бертран, радуясь за козла.

— В мир иной, — загробным голосом произнес Гиос так, словно лично знал этого козла и вместе с ним провел лучшие годы своей жизни.

Бертран вспомнил, что предшествовало гибели несчастного, и понял, что с мужской точки зрения эта смерть — не самая худшая.

— Свинья выживет, — продолжал Гиос, глядя с укором на хозяина.

— А со свиньей что? — спросил Бертран, не помня, чтобы в списке пострадавших была свинья.