Гибель 31-го отдела

– Птичка, это сыщик, которого мы ждали весь день! –

крикнул гитарист из соседней комнаты. – Известный сыщик, который явился уличить нас.

– А пошел ты… – сказала женщина и опять уронила голову на подушку.

Иенсен приблизился к тюфяку.

– Предъявите ваше удостоверение личности, – сказал он.

– А, пошел ты… – сонно сказала она лицом в подушку.

Иенсен нагнулся, поднял сумочку и после недолгих поисков нашел удостоверение. Посмотрел анкетные сведения: девятнадцать лет. В верхнем правом углу Иенсен увидел две красные пометки, довольно отчетливые, хотя кто-то явно пытался стереть их. Две пометки означали два привода за пьянство. После третьего отправляют на принудительное лечение.

Иенсен вышел из квартиры и в дверях сказал гитаристу:

– Я вернусь ровно через пять минут. К этому времени потрудитесь одеться.

Он спустился к машине и вызвал по радиотелефону полицейский автобус. Автобус прибыл через три минуты, и

Иенсен с двумя полицейскими снова зашел в квартиру.

Гитарист за это время успел надеть штаны и рубашку. Он сидел на подоконнике и курил. Женщина по-прежнему спала.

Один из полицейских достал алкогольный тестер и, приподняв с подушки голову женщины, сунул ей в рот раструб прибора.

– Дохните, – скомандовал он.

Кристаллик в резиновом пузыре тотчас позеленел.

– Одевайтесь, – сказал полицейский.

Женщина сразу проснулась, села и дрожащими руками натянула простыню на грудь.

– Нет, – сказала она. – Вы не смеете. Я ничего не сделала. Я здесь живу. Нет, вы не смеете. Не надо, ради бога, не надо.

– Одевайтесь, – повторил полицейский с прибором и кончиком башмака придвинул ворох одежды к ее постели.

– Не хочу! – закричала она и отшвырнула ворох чуть не до дверей.

– Заверните ее в одеяло, – приказал комиссар Иенсен, –

и поскорей.

Она повернулась к нему резко, молча, испуганно.

Правая щека у нее была красная и помятая от подушки, черные, коротко остриженные волосы сбились в ком.

А Иенсен вышел в другую комнату. Гитарист по-прежнему сидел на подоконнике. Женщина плакала, пронзительно, взахлеб, и, должно быть, сопротивлялась, но все это заняло очень немного времени. Минуты через две полицейские одержали победу и увели ее. Иенсен заметил время по часам.

– Неужели это было так необходимо? – спросил мужчина, не вставая с подоконника.

Голос у него был звучный, но неуверенный, и руки дрожали.

– Значит, это вы написали письмо? – спросил Иенсен.

– Ну да, я же сознался. И давно сознался, черт побери.

– Когда вы его отправили?

– В воскресенье.

– В какое время дня?

– Вечером. Точно не помню.

– До девяти или после?

– По-моему, после. Я же вам сказал, что не помню точно.

– Где вы составляли письмо?

– Дома.

– Здесь?

– Нет, у родителей.

– На какой бумаге?

– На обыкновенной, белой.

Голос его обрел твердость, он даже взглянул на Иенсена с некоторым пренебрежением.

– На бумаге для машинки?

– Нет, получше. На обрывке какого-то диплома.

– А где вы его взяли?

– Известно где – в издательстве, их много там валяется.

Сотрудники, которые уходят по собственному желанию или получают под зад коленкой, награждаются перед уходом такими дипломами. Описать, как он выглядит?

– Не стоит. Где вы его нашли?

– Вам говорят, в издательстве.

– А точнее?

– Ну, валялся он, валялся, понимаете? Наверно, брали его для образца или еще зачем-нибудь.

– На столе?

– Может, и на столе. – Он задумался. – А может, на полке, не помню.

– Когда это произошло?

– Несколько месяцев назад. Хотите верьте, хотите нет, но я почти ничего не помню. Вот ей-богу. Одно могу сказать: не в этом году.

– И вы взяли его с собой?

– Да.

– Для шутки?

– Нет, я думал устроить хорошенький бенц.

– Что устроить?

– Ну, бенц. Это тоже вроде шутки. Выражение старое.

– А какой именно шутки?

– Да мало ли какой! Подписаться выдуманной фамилией, приклеить на первой странице голую девку и отправить какому-нибудь идиоту.

– А когда у вас возникла идея написать письмо?

– В воскресенье. Делать было нечего. Я и решил устроить у них небольшой переполох. Только ради забавы.

Я даже и не думал, что они всерьез этим займутся.

С каждой минутой голос его становился тверже и уверенней. Но вдруг он просительно добавил:

– Ну откуда я мог знать, что начнется такая петрушка?

У меня и в мыслях не было.

– Каким клеем вы пользовались?

– Своим собственным. Обычный клей.

Иенсен кивнул.

– Покажите мне ваше удостоверение личности.

Тот достал его сразу. На удостоверении стояло шесть красных пометок, все перечеркнуты синим.

– Задерживать меня не к чему. Я и так уже три раза подвергался принудительному лечению.

Иенсен вернул ему документ.

– А она нет, – добавил гитарист и кивком головы указал на дверь соседней комнаты. – Если разобраться, вы сами и виноваты во всем. Мы вас дожидались с прошлой ночи, а чем еще прикажете заниматься, пока ждешь? Терпеть не могу сидеть без дела. Бедная девочка.

– Она что, ваша невеста?

– Пожалуй, так.

– Она здесь живет?

– Обычно. Она правильная девка, душевная, только возни с ней много. У нее немножко устаревшие взгляды. А

уж темперамент – прямо вихрь, если только вы понимаете, что я имею в виду.

Иенсен кивнул.